Притормозив, я зависаю у одного из информационных щитов, рассказывающих историю старого Госпитального блока, чтобы оттянуть момент, когда нужно будет пройти мимо часовых. Мои ноги напоминают желе, и я боюсь, что просто рухну лицом в ботинки Фредди, если попробую сейчас сдвинуться с места. Оглядываясь через плечо, я посматриваю на него украдкой. Другой гвардеец рядом с ним слегка покачивается от напряжения, но Фредди остается недвижим, как статуя. Его взгляд направлен точно вперед, так что я знаю, что он меня не видит, и я благодарна его профессионализму.

Чтобы трюк «ой, не думала тебя встретить» выглядел правдоподобно, я притворяюсь, что меня заинтересовала информация для туристов, даже несмотря на то, что в реальности конкретно этот щит я уже выучила наизусть. В тексте выделяется старая фотография: развалины занимают всю левую часть кадра – «косметический ремонт» от Люфтваффе [15]. Я смотрю на здание сейчас и замечаю, что окна справа немного перекошены и что кирпич в середине – это темный, закопченный кирпич из выстоявшей части, встроенный в светлые кирпичи заново отстроенной версии. Швов почти не видно, если не присматриваться; такое вот совершенное несовершенство.

В здании, служившем когда-то госпиталем для базировавшихся здесь солдат, теперь располагаются апартаменты для бифитеров. Они роскошные, но я не уверена, что променяла бы на них казематы с их первоклассным видом на Белую башню, – не только потому, что на яркие синие двери туристы слетаются, как мотыльки на свет, но и потому, что мне даже подумать страшно, какие там водятся привидения. В тамошнем подвале до сих пор стоят те самые каталки, на которые складывали трупы в госпитальном морге.

Но я отвлекаюсь.

Когда подходит очередная группа туристов, я решаю попробовать. Стараясь слиться с толпой, я снова подхожу и останавливаюсь перед Фредди как вкопанная. Нас разделяет забор высотой в фут, препятствие не такое уж серьезное, но я все равно теряюсь. На самом деле, возможно, все дело в очень высоком человеке с ружьем с массивным штыком на конце, а также в том, что я все время выставляю себя идиоткой, когда оказываюсь рядом с ним.

Фредди не подает вида, что видит меня; он даже на меня не смотрит. Я должна все время напоминать себе, что он работает. Я не жду от него никакой ответной реакции. Последнее, чего мне хочется, – это подвергать опасности его карьеру.

Неловкость одностороннего разговора становится очевидной. Я прочищаю горло.

– Ты знал, что старый Госпитальный блок был разбомблен? Ну, добрая половина. Поэтому левая сторона выглядит менее кривой – ее восстановили, и стало лучше, чем было до этого. – Я показываю на здание. На фоне приподнятой над землей террасы выделяются две ярко-синие двери. Ряд высоких белых окон поднимается вверх, и, несмотря на обветренный кирпич и заплаты, это все еще потрясающий образец георгианской изысканности. – А, да, видишь те маленькие черные двери? Это двери в Тауэрский морг, которым пользовались во время Крымской войны. – Фредди не смотрит на двери. – Как-то мрачновато для утра понедельника? Пожалуй.

Я застенчиво продолжаю.

– Я просто хотела поблагодарить тебя. Еще раз. Ты так быстро ушел, что я даже не успела предложить угостить тебя кофе в ответ. Или горячим шоколадом… Я против дискриминации. – На мгновение он переводит на меня веселый взгляд. Я снова начинаю краснеть. – В общем, эмм, немногие сделали бы для меня то, что сделал ты. Плюс благодаря тебе у меня появилась причина прогулять работу, а мои коллеги, пожалуй, дадут фору моему бывшему.

Он наконец-то позволяет своему взгляду остановиться на моем лице. В тени медвежьей шапки его глаза приобрели темно-зеленый оттенок, из-за чего кажется, что немного потемнело все лицо. Я замечаю, что мышцы у него на шее напряжены из-за металлического ремешка на подбородке, и чувствую, как начинаю нервничать под его взглядом. Как возвращаются все мои недавние переживания. У меня начинают дрожать руки, и кровь на этот раз отливает от лица. Стоя перед ним, я ничего не жду – и в то же время жду чего-то, и его пристальный взгляд меня пугает.

Все мое тело рвется прочь, словно призывая меня сбежать, исчезнуть, пока он по-настоящему меня не отверг. Я смотрю по сторонам, пытаясь определить, нет ли поблизости знакомых лиц, которые могли бы оказаться свидетелями того, как я снова ставлю себя в дурацкое положение. Бифитеры все разошлись по двору, их черные шляпы возвышаются над стайками школьников и желающими сфотографироваться парочками; некоторые стоят на ступенях Белой башни и мирно беседуют. На глаза мне попадается розовый блейзер Рейчел из бухгалтерии – она поднимается по Бродуокским ступеням вместе с коллегой, которую я не узнаю. Я в общем-то уверена, что она слишком поглощена разговором, чтобы меня заметить, но все равно начинаю волноваться.

Только я открываю рот, чтобы извиниться, как Фредди заговаривает первым:

– Вечером.

Он не то шепчет, не то рычит, поскольку челюсти у него по-прежнему сжаты, и только верхняя губа чуть двигается, позволяя хриплому звуку вырваться наружу.

– Сокровищница, – добавляет он. Я едва разбираю слова. Не могу поверить, что он разговаривает со мной, несмотря на приказ, рискуя всем – для меня.

Еще раз быстро оглядевшись, я проверяю, нет ли поблизости любопытных туристов, которые могли нас услышать. К счастью, все они глазеют на Мерлина, одного из воронов, который прыгает по траве с сэндвичем с беконом в клюве. Маленький ребенок показывает на него и рыдает, а мать пытается его утешить.

– Десять вечера. – Фредди заканчивает свое послание, и его лицо снова расслабляется, а взгляд вновь становится отсутствующим.

– Окей, подойти к Сокровищнице сегодня в десять вечера? – Я повторяю больше для себя, но Фредди снова рискует и быстро кивает. Почти неуловимо, но я замечаю, что мех его медвежьей шапки колышется от резкого короткого движения. Теплая волна разливается у меня по животу, и я не могу сдержать улыбку. Время пришло, и он хочет меня видеть. Он в самом деле хочет меня видеть.

Моя эйфория неожиданно прерывается – перехватив ружье, Фредди встает по стойке смирно, сдвинув вместе ноги в ботинках с громким клацаньем, которое эхом разносится по двору. Я удивленно вздрагиваю, и сотни голов тут же поворачиваются к нам, а он марширует к параллельной караульной будке. Его коллега на другой стороне делает то же самое. Краем глаза я вижу, что Рейчел потихоньку продвигается к нам; я не знаю, увидела она меня или нет, но все же я пригибаюсь, прячась среди формирующейся толпы туристов с айфонами, и выбираюсь оттуда.

Несмотря на то что я