за столом и ножницами старательно вырезает что-то из бумаги. Комната Сильвии похожа на мою, вернее, еще вчера была похожа, потому что сегодня… Я недоуменно оглядываюсь. Когда она успела все это сделать? И откуда взяла столько вещей?!

Полки и тумбочки живописно задрапированы разноцветными платками, на стене висит странная длинная змея из белых перьев, а рядом кнопками приколоты две театральные афиши. С лампы под потолком свисает еще одна разноцветная тряпка, а на столе стоят два больших серебряных подсвечника с ангелочками – раньше они украшали пианино в холле, где телевизор, рядом с общей комнатой.

– Т-т-ты их украла, – восклицаю я.

– Не украла, ведь они по-прежнему находятся в этом доме, – заявляет Сильвия. – Просто переставила в более подходящее место.

– Т-т-так н-н-нельзя!

– Очень даже можно. Там на них никто не обращал внимания, прочь иллюзии. А здесь их наконец оценят по достоинству. То есть я оценю. Принеси мне клей.

– Что?

– Клей мне принеси.

– С-с-сама п-п-принеси, – от злости я начинаю заикаться.

– Послушай-ка, малыш. – Сильвия откладывает бумагу и ножницы и поворачивается ко мне. – Давай сразу договоримся, чтобы потом не было проблем. Между собой договоримся, да?

Я киваю.

– Я не собираюсь быть тебе тетей или названой сестрой. У меня есть дела поважнее. Но жестокая судьба обрекла нас друг на друга, и ничего с этим не поделаешь. Так что уговор такой. Я говорю тебе, что делать. Ты это делаешь. Я говорю «иди за клеем» – ты идешь. Говорю «принеси» – ты приносишь. Понял?

– Н-н-нет! – буркаю я и чувствую, что меня сейчас просто разорвет от злости. – Я н-н-не б-б-буду т-т-твоим… слугой!

– Да вовсе нет! – Сильвия делает большие глаза в притворном изумлении. – Разве я сказала, что ты будешь слугой? Ничего подобного. Ты будешь моим ассистентом.

– Ас-с-систентом? – Теперь я смотрю на нее круглыми глазами.

– Разумеется. – Сильвия поворачивается ко мне спиной и снова берет ножницы. – Я директор театра в «Дубовом лесу», плюс режиссер, плюс прима, и у меня столько дел, что ассистент мне жизненно необходим, прочь иллюзии. Понял? Надеюсь, что соображаешь ты получше, чем говоришь.

– Я нормально г-г-говорю! К-к-когда н-н-не волнуюсь!

Сильвия бросает на меня через плечо равнодушный взгляд и говорит:

– Ну так не волнуйся.

– Это п-п-по к-к-команде н-н-не сделаешь!

– Очень даже сделаешь, – пожимает она плечами. – Теперь иди принеси клей, а потом я тебе все объясню.

Мгновение я стою неподвижно и задумчиво смотрю на нее – в сущности, что мне стоит? Она наверняка обманывает, но можно же проверить. Я спускаюсь в комнату отдыха, беру бутылочку с клеем и возвращаюсь обратно.

– Боже, как долго! Тебя только за смертью посылать, – восклицает Сильвия, потом забирает у меня клей и старательно намазывает вырезанную из бумаги фигуру.

Берет ее двумя пальцами, открывает дверь и торжественно приклеивает с внешней стороны большую пятиконечную звезду.

– З-з-з-зачем т-т-тебе с-с-советская звезда на двери? – спрашиваю я.

– Ты спятил? Какая… – Сильвия умолкает и внимательно разглядывает дело своих рук. – Черт, действительно похожа на советскую! Но на дверях у великих актрис на двери артистической всегда такие звезды, я видела в американских фильмах.

– Отклей и п-п-п-повесь вверх ногами, – советую я.

Она смотрит на меня, потом отрывает звездочку от двери и переворачивает.

– Теперь она уже не такая красивая, – вздыхает Сильвия. – Ну да ладно.

Она закрывает дверь и возвращается к столу.

– Ты с-с-собиралась мне сказать, – напоминаю я.

– Что?

– Как м-м-мне н-н-не волноваться.

– Ах да. Представь себе, что ты – кто-то другой.

– К-к-как эт-т-то?

– Обыкновенно. Притворись, что это не ты. Войди в роль. Забудь, что ты – тощенький маленький заика с вытаращенными глазами. Представь себе, что ты… ну, не знаю… ну, кто угодно, кто не заикается. Придумай. Фокус, конечно, в том, что ты должен в это поверить, для этого требуется талант, прочь иллюзии.

– Не понимаю. – Я удивленно смотрю на нее.

– Вот видишь? Ты уже перестал заикаться, – удовлетворенно отмечает Сильвия. – Я и не подозревала, что обладаю такими диктаторскими способностями.

– Может, дидактическими? – поправляю я ее машинально, потому что это слово как раз хорошо знаю.

Когда нам в «Молодом лесу» показывали кино, то часто говорили – чтобы заинтересовать: фильм, который мы сейчас будем смотреть, имеет «большую дидактическую ценность».

– Конечно, это не получится прямо вот так, с ходу, – заявляет Сильвия, игнорируя мои слова. – Тебе придется потрудиться. Боюсь, что у тебя, к сожалению, отсутствует актерский талант, прочь иллюзии.

– Ты так делаешь? – спрашиваю я.

– Как?

– Притворяешься, что ты – это кто-то другой?

– О-о-о! – Сильвия высокомерно улыбается. – Я – это много разных людей одновременно. Потому что я прирожденная актриса. Но в этом нет ничего удивительного, учитывая мое происхождение.

– Происхождение? – Я морщу лоб, пытаясь понять, что она имеет в виду.

– Конечно! Я родилась в семье, богатой актерскими традициями. Из поколения в поколение у нас рождались только великие актеры. Огромное состояние, дворцы, автомобили и так далее.

– Дворцы? В Польше?

– Нет, я не из Польши. Я из Италии. Неаполь, знаешь, что это такое?

– Город.

– Ах, да что вы тут можете знать о высоком искусстве? О театре и кино? – Сильвия сочувственно качает головой.

– Ведь твоя фамилия Келчик. Это польская фамилия.

– Такую фамилию мне дали после кораблекрушения, в котором я уцелела, – поспешно объясняет Сильвия и добавляет: – Я была еще младенцем.

– Уцелела?

– Да. Видишь ли, я родилась во время больших гастролей на островах… Неважно на каких, ты их все равно не знаешь. Мы всей семьей путешествовали на нашей яхте. Ах, что это была за яхта! Двести человек обслуги, мачты, черное дерево, золотые тарелки, шоколад и так далее. К сожалению, в ту трагическую ночь, когда мы плыли к острову, на котором должен был состояться следующий спектакль, внезапно разразился шторм, какого не помнили даже старожилы. Стена воды километр высотой, тайфун и так далее. Наша яхта разбилась о рифы, такая трагедия! Уцелела одна я, потому что мама успела положить меня в ящик от бананов, а потом заколотила его гвоздями. Я дрейфовала по волнам восемнадцать дней, пока морское течение не отнесло меня в Гданьский залив, где меня и выловили. Прочь иллюзии – чудо, что я вообще выжила. Да-а-а-а, – вздыхает Сильвия, вытирает слезу и смотрит на меня выжидающе.

– Неправда! – восклицаю я, когда мне удается прийти в себя от изумления.

– Чем докажешь? – спрашивает Сильвия.

– А ты чем? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Сильвия улыбается, берет альбом, вырывает из него листок, потом достает из ящика стола китайский жестяной пенал.

– Хм, может, что-нибудь из тебя и выйдет, – бросает она и высокомерно машет рукой: – Ты свободен, у меня много работы. Иди поиграй, или что ты там обычно делаешь в свободное время. После обеда я покажу тебе, как все это будет выглядеть.

– Что – всё?

– Ну как что? Наш театр, разумеется!

Я выхожу из ее комнаты, в коридоре смотрю на приклеенную к двери бумажную звезду, потом пожимаю плечами и кручу пальцем у виска. Театр! В «Дубовом лесу»!

Меандр лежит в зарослях травы на берегу пруда и делает вид, будто наблюдает за утками в подзорную трубу. Еще жарко, но лето уже подходит к концу. Трава порыжела, зелень на деревьях поблекла и подернулась желтоватой дымкой.

– У нее не все дома, – заявляю я, укладываясь рядом. – У этой Сильвии.

– Да? – переспрашивает Меандр. – А что?

– Она рисует театр, который собирается с нами устраивать, – фыркаю я. – Сказала мне, что сама она из Италии,