— Это все, что знает наш разведчик, товарищ полковник?

— А еще раз перебьешь, пойдешь под трибунал, — отрубил Гробов. — А оттуда в штрафбат. Он давно по вам всем плачет. Информация следующая. Грядущей ночью через линию фронта пойдет разведывательно-диверсионная группа противника. Точное время неизвестно. От полуночи до трех утра. Прожженные диверсанты, асы своего дела, все немцы. Они должны будут связаться с Самаэлем и провести диверсии на нескольких объектах. Где именно, мы тоже не знаем. Это могут быть склады ГСМ, арсенал в Пахомове, запасной командный пункт в Мочалове. Группа невелика, от трех до пяти человек, но мастерам своего дела особая численность и не нужна. Умение и информация, понимаешь? А крот может выдать им ворох сведений. Они пройдут через линию фронта, сгинут в лесах, потом смешаются с нашими бойцами, будут шастать по Ненашеву, искать крота. Их надо взять на входе, соображаешь? Желательно живыми, хоть кого-то. Молчишь, капитан, да? Ничего не хочешь сказать?

— Хочу, товарищ полковник. Но угроза пойти под трибунал блокирует мои голосовые связки. Если уж мне позволено говорить, то два вопроса. Члены группы знают имя крота?

— Не уверен, что все. Но командир группы обязан.

— Где ожидать проникновения?

— Наш парень считает, что они пойдут западнее Мокрушина. Именно этот район последние два дня изучала немецкая разведка. Как раз туда вырвалась колонна из Ненашева. В болота не сунутся. Толковых проводников у них нет. В чистом поле тоже не будут светиться. Немцы не приветствуют оригинальные решения. В этом они предсказуемы. Работают там, где есть условия. Изучи район Сунженского леса. Там у нас самые уязвимые позиции. Подбери опытных разведчиков, возьми свою группу. Участок прикрывает стрелковый батальон капитана Кудрявцева. Он предупрежден. Есть еще вопросы, товарищ Саблин? Надеюсь, ты в курсе, что предшествует проникновению диверсантов через линию фронта?

— Да, товарищ полковник. Это к вопросу о предсказуемости противника. Немцы всегда проводят артиллерийский или минометный обстрел примыкающей территории. Они как бы отвлекают наше внимание, а фактически настораживают нас. Разрешите выполнять?

— Удивляюсь, что еще не выполняешь, — ворчливо отозвался Гробов и оборвал разговор.

Он не соизволил пожелать своим подчиненным удачи.

Немцы запускали в небо осветительные ракеты. Они взлетали ввысь, рассыпались на зонтики и, пока падали, озаряли местность холодным светом. На советской стороне ничего подобного не происходило.

От земли нещадно холодило. Ночка выдалась нетропическая. Налетал порывами ветер, тряс облезлые кусты, гонял по земле мотки колючей проволоки, похожие на сухие шары перекати-поля.

Алексей заполз в траншею, заваленную землей, скорчился в три погибели. На часах начало двенадцатого, время пока еще детское. Бушлат согревал грудь и спину, а вот ладони мерзли. Не сказать, что май на дворе. По небу плыли сизые тучи, на вид не дождевые, но всякое могло случиться.

Он высунулся из окопа, устроился поудобнее. Здесь раньше находились оборонительные позиции противника. Советская артиллерия их благополучно разнесла. Немцы отошли на километр к западу и закрепились. Это было месяц назад. С того времени передний край превратился в некую математическую константу, незыблемую величину.

Позиции стрелкового батальона, где разведчиков накормили и могли даже спать уложить, остались за спиной. Капитан Кудрявцев был предупрежден о возможном прорыве диверсантов, и его бойцы на всякий случай не спали.

Перед глазами Саблина простиралось поле, иссеченное мелкими лощинами. Топорщились кусты, валялись бревна, выдранные из блиндажей и окопов. От заграждения фактически ничего не осталось. Столбы покосились, многие валялись в грязи, колючая проволока вилась лохмотьями, плелась по земле. По этой дивной местности вполне можно было ползти незаметно.

Позиции немцев начинались на вершинах покатых холмов, в километре к западу. Они терялись в мареве ночи. Видимость ухудшал туман. Он расползался все шире, забирался в самые укромные уголки. Лишь когда падали осветительные ракеты, можно было различить противотанковые рвы, многослойные проволочные заграждения, бугры дотов.

Солдаты группы «Центр» возвели надежную, эшелонированную систему укреплений. Все подходы к их позициям были заминированы, хорошо простреливались.

Пока все было тихо. Шесть разведчиков и четыре оперативника контрразведки СМЕРШ прибыли в заданный квадрат два часа назад. Тогда как раз стемнело.

Разведчиков возглавлял сержант Чудилов, опытный боец, бывший лесник из Забайкалья. Его парни смотрелись весьма неплохо: все немногословные, спокойные, закутанные в маскировочные комбинезоны.

Совещание у Кудрявцева было недолгим и продуктивным.

— Вот здесь они пойдут, — уверенно заявил комбат, тыча пальцем в замусоленную карту. — Зуб даю, товарищи контрразведчики, что так оно и будет. Справа болото, в нем немцы завязнут. Слева чаща, заваленная буреломом. Они обязательно шума наделают. Там еще и мои ребята на всякий случай дежурят.

Саблин распределил бойцов, прислушиваясь к советам бывалых разведчиков. Группа выдвинулась за пределы позиций метров на семьсот. В условиях тумана и сложного рельефа такое удаление было сродни бесконечности. Все рассыпались по заваленным траншеям, соединенным хитрыми ходами, слились с местностью.

— Как связь поддерживать, командир? — заблаговременно осведомился Казначеев. — Тут не лес, крик совы не прокатит.

— Кричите как суслики, — с ухмылкой посоветовал Чудилов. — Два крика — все спокойно, один — чужие в поле.

— Ты дубина необразованная, — сказал сержанту Казначеев и постучал его по голове. — Разве суслики кричат?

Разведчики долго смеялись над темнотой лейтенанта контрразведки, а потом сказали ему, что суслики могут издавать самые разнообразные звуки, разве что по-человечески не говорят.

— Пронзительно чирикайте на птичий манер, — сказал Чудилов и тут же продемонстрировал, как именно надо это делать. — Такие звуки у этих зверушек означают тревогу, возмущение, реакцию на попытку чужака нарушить его территорию. В стойку суслика можно не вставать, — закончил сержант под сдавленный хохот разведчиков.

Трепетное почтение к сотрудникам контрразведки СМЕРШ эти бравые вояки еще не выработали.

В окопе было холодно и неуютно. Время практически стояло на месте. Он дышал на озябшие ладони.

В поле изредка покрикивали суслики. Диверсанты противника не появлялись.

«А вдруг это настоящие суслики? — мелькнула интересная мысль в голове капитана. — Они ведь реально издают разнообразные звуки, чирикают, кряхтят, ворчат, квохчут. Поди пойми, что хотят сказать.

Но откуда здесь суслики? Люди на этом поле гибли сотнями с обеих сторон. Ни одна живая душа не будет тут жить, если не питается падалью».

Из соседней траншеи кто-то переполз, свалился на дно окопа, посыпалась земля. Это был Гена Казначеев. Он кряхтел и грыз морщинистое яблоко, сохранившееся с прошлогоднего урожая. Их привезли в столовую целую полуторку и половину с гнильцой сразу выбросили. Парень аппетитно причмокивал. Надоело ему коротать часы в одиночестве.