В голове такой сумбур, что даже анализировать это все не хочется. Рубашку и пиджак я таки складываю стопочкой и оставляю на кожаном диване. Искренне сомневаюсь, что кому-то надо их спереть.

Возвращаюсь к барной стойке, снова усаживаюсь на барный табурет. Кстати, бар — самое освещенное место в зале, поэтому сейчас сложно не ощущать себя товаром на витрине.

— Руки на колени положи, — советует бармен, — и глаза опусти, они это любят. Когда демонстрируют готовность покоряться.

Гениальные советы от явного раба.

Хотя… Кажется, в ином свете меня здесь и не рассматривали. И эта мысль на самом деле меня парализует, как только осенила. И… Нет, я же не такой. Не Нижний.

И самолюбие вдумчиво замечает: «Ты в этом уверен, Антоша? Что ж тебя так от Хмельницкой-то повело, после ресторана?»

Бля, еще никогда я настолько не ощущал себя сумасшедшим. Это какое-то раздвоение личности, не иначе. Но нет. Я совершенно точно уверен, что нет. Я не Нижний. Не раб!

Я сижу боком к барной стойке, поэтому ничего удивительного не случается, когда моей спины касаются чьи-то острые ногти. Тем не менее, я вздрагиваю.

Недолго я ждал, однако. Видимо, прав был бармен Сережа, видимо, ходить вокруг да около неделями тут не принято.

— Не оборачивайся, — у девушки за моей спиной тон вкрадчивый, шелковистый, многообещающий, — поговорим так. Ты свободен, малыш?

Сказать бы «нет», но мне нужно попасть в игровую зону.

— Свободен? Без… хозяйки, да, — от когтей, скользящих по моей спине, хочется вытянуться в струнку. И отодвинуться. Но, необходимость… Буду выпендриваться и откажусь от этой «хозяйки» — Хмельницкая там реально об своего Пэйна трахнется. А вот этого я допускать никак не хочу.

Давно я так не выходил из зоны комфорта, ничего не скажешь.

— Как давно на коленях? — мурлычет моя собеседница.

— Первый… день, — такое ощущение, что признаюсь в девственности. И это — в мои годы.

— М-м-м, — девушка за моей спиной тянет это с предвкушением, — совсем-совсем не тронут? Какая прелесть.

Кстати, швыряние на колени в публичном месте за опыт не считается? В любом случае, наверное, уже поздно это добавлять.

— Повернись, — разрешает собеседница.

Вообще-то она симпатичная. Волосы — темные, русые, волнами рассыпаются по плечам. Худовата, но латексный комбинезон на её фигурке смотрится превосходно. Декольте — шикарное, вырезы по бокам — вообще огонь, вот только…

Смотрю я на это все великолепие и думаю не про то, как побыстрей бы эту красотку в постель завалить, а как, блин, побыстрей в игровую зону проникнуть».

Ну не то, совсем не то, что я могу сделать?.

А девушка хлопает ладонью по бедру, выжидающе на меня глядя.

Так, а словами можно?

— На колени встань, — советуют мне суфлерским шепотом из-за барной стойки. Помощь зала подъехала. Боже, как не ржать в этой ситуации?

— Если, конечно, хочешь, — тут же добавляет девушка, бросая на бармена косой недовольный взгляд.

Не хочу. Но в моем положении иные маневры не предусмотрены. Я опускаюсь коленями на пол, выжидающе смотрю на свою собеседницу.

А где-то на заднем плане сознания шевелится какое-то странное чувство вины. Будто я изменяю…

Господи, ну какого хрена меня так заклинило-то на этой блондинистой дряни, что сейчас нахлобучивает своего Пэйна?

— Сырой совсем, — девушка вздыхает, разглядывая меня, а потом подцепляет своими коготками мой подбородок, — но фактурный, поганец. Не отнять.

— Спасибо, — выдаю я, умом прикинув, что это, скорей всего, комплимент.

— Спасибо, госпожа Эва, — поправляет меня девушка терпеливо. Ну, вот и познакомились.

Я повторяю за ней.

— Итак, дорогой, я спрошу вслух, так требуют правила, — Эва постукивает пальцами по закрепленной на её бедре, скрученной в кольцо плети, — ты хочешь попробовать Игру со мной?

«Нет» — откликается сознание.

— Да, — выговариваю я ртом, — только… Может быть, не здесь… Госпожа?

— Да, не здесь, — Эва задумчиво кивает, — ты слишком зажат для публичных игр, пока ограничимся приватом.

Я? Зажат? Ну, здрасьте, приехали, никогда бы про себя такое не сказал.

Но, какие споры? Если уже через две минуты я оказываюсь в привате, шагая своими ногами по коридору за вертушкой. Черт. Это оказалось проще, чем я думал.

Номер Эвы — дальше, именно за поворотом. Двадцать первый. И она отпирает передо мной дверь, пропуская внутрь, но я замираю в дверях.

— Я забыл одежду в баре. Можно я схожу её забрать?

Ну, как забыл. Специально оставил, чтобы иметь повод отвязаться от Эвы. Но отыграть рассеянного расхлебая у меня получается прекрасно.

Эва раздосадовано поджимает губы, но пожимает плечами.

— Живее. Не заставляй меня сердиться очень сильно, — бросает она, а затем шагает в номер. Все сработало как надо.

Ликование кипит в крови. Впрочем, если у меня не получится — даже не знаю, как мне выворачиваться из этой ситуации. Сказать Эве, что я передумал играть с ней? Ну, они же вроде должны слышать “нет”, так?

Праздновать удачное исполнение плана мне приходится недолго. Я возвращаюсь к пятому номеру, в котором, точно знаю, — развлекается с Пэйном Хмельницкая, дергаю за ручку.

Заперто.

Бля!

И что теперь? Нет, нужно было предположить, что так и будет, вопрос только в том, на что я рассчитывал? Что она сама выйдет в коридорчик, увидит меня и предложит мне этот свой контракт вместо своего Пэйна?

А если предложит, что я скажу?

И стою я у этой чертовой двери минуту, отчаянно вслушиваясь в звуки за ней. Господи, вот где хреновая звукоизоляция, когда она так нужна? Или принципиально важно было заизолировать абсолютно все?

Что они там делают? Что она с ним делает? Порет? Раздевает? Или уже села на его член и трахает? Господи, как же бесит.

Ключ в замочной скважине поворачивается настолько неожиданно, что я аж отскакиваю на несколько шагов.

Что за?

— Три минуты, — это говорит мужик, — три минуты, и я у твоих ног. Простишь? Позволишь?

Меня бесит его подобострастный тон. Меня вообще в нем все бесит, особенно четыре алые полосы на его спине. Все-таки она его порола… Уже от этого мир сводит приступом черного ревнивого удушья.

Пэйн стоит, замерев в приоткрытой двери номера, и в руке у него надрывается вибрацией телефон.

Он без намордника.

Этот урод выходит без намордника. Все даже лучше, чем мне мечталось. Раскрытие личности является поводом для расторжения контракта. А если еще и намекнуть, что охотился я именно за Хмельницкой — то её репутация Доминантки будет очень сильно подмочена, и всякое отребье перестанет перед ней волочиться. Освободит место для меня!