Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У тебя притон прямо на почтовой станции, и никто из властей в ус не дует?
— Так точно.
— М-да… В Зайсане стоят стрелковый батальон и казачий полк, прикрывают границу. И все тихо-спокойно? Ведь не могут люди не знать про опиумные караваны.
Жоркин ухмыльнулся:
— Они не мешают, а помогают. За малую копеечку охраняют в дороге. А в казачьих казармах опий переваливают из вьюков в цыбики из-под чая. И дальше везут уже на колесном ходу, будто это чайный караван.
— Вот защитники Отечества, — выругался сыщик и приказал: — Запиши фамилии, кто причастен.
Бандит составил список, в котором было два офицера и пятеро урядников.
— Ты получил товар на почтовой станции. Что дальше?
— Дальше мы доставляем его в Семипалатинск и прячем до прибытия парохода.
— Где именно?
— Чаще всего на складе чаев собственной выписки Товарищества «Коковин и Басов».
— Пиши, кто из приказчиков в деле.
Бандит написал фамилии и продолжил:
— Дальше моя обязанность — доставить наркотики в Омск. Для этого цыбики погружаем на пароход и сплавляем до железной дороги. Мои ребята везут, охраняют, все чин чином.
— А как оформлен груз? Будто чайный товар?
— Да никак не оформлен. Сунут сколь положено капитану, он распорядится.
— А в Омске что происходит?
— В Омске, ваше высокоблагородие, наше дело простое. Есть там Черный городок, плохое место, как раз для нашего брата. Слободка так называется, под мостом через Иртыш. Железнодорожные рабочие там живут, а еще босяки и всякая шваль. Станция рядом, очень удобно. Сложим цыбики у доверенных людей, и через день их уже грузят в вагон. Или в Благовещенск с Владивостоком, или в центральные города, вплоть до Петербурга с Москвой. Там свои жоркины имеются, примут и пустят куда следует.
— И много ты за год пропускаешь через себя опиума с гашишем?
— Бухгалтера, знамо дело, я не держу. Но семьдесят тысяч чистого дохода в год вырабатываю.
— Ого! Яков Севастьяныч, да ты коммерсант. Деньги куда кладешь, в какой банк?
— Не в банк, а в скотину, доверенным киргизам в оборот даю. Но об этом, ваше высокоблагородие, дозвольте умолчать. И в протокол не надо писать. Ежели соскочу с виселицы, оно мне пригодится.
— Черт с тобой, оставь свои деньги при себе. А второй путь, от Иссык-Куля, тоже в Семипалатинск ведет?
— Так точно. Однако там мое участие невелико. Товар принадлежит Алтын-беку, киргизскому «ивану». Я лишь доставляю его в Омск за комиссию. Да там опий, ваше высокоблагородие, качеством хуже китайского! Я с ним и связываться не хочу.
— Ты бы мог заниматься опиумом законно, ведь его обращение в России не запрещено. Почему тайно возишь? Так дешевле?
— Конечно. Наша — по-вашему гашиш — под запретом, а опий нет. В том же Китае он самый расхожий товар. В Индии, бают, его выделывают на казенных фабриках. Доктора пилюли из опия прописывают, и еще этот… как его? Который спринцовкой впрыскивают.
— Морфий.
— Так точно, морфий. Но на таможне налог такой накрутят, что обрабатывать уже невыгодно. Вот и возят опий по горам, в обход.
— А Вася Окаянный решил целый кусок у вас отобрать?
Жоркин понял, куда ветер дует, и весь сжался:
— Ну…
— Чего «ну»? Давай, рассказывай. Как со шпионами русского полицмейстера списал. А на Васю грех перекинул. Или ты насчет шпионажа не догадывался? Врать только мне не смей, а то хуже будет.
Главарь начал рассказывать. По его словам, год назад с ним встретился купец Куныбай Каржибаев. Этот человек считался едва ли не первым в Семипалатинске по оборотам среди инородцев. Он поставлял в степь мануфактурные и бакалейные товары, а взамен вывозил скотское мясо, сало, кожи, войлоки. Каржибаев имел дела с Китаем и Внешней Монголией, с памирскими княжествами и, через Бадахшан, с Афганистаном. Торговец часто посещал эти места, имея свободный проезд через границы.
Каржибаев попросил о незначительной на первый взгляд услуге: переправлять его корреспонденцию в Омск. Так и так люди Жоркина регулярно туда наведываются с опиумом. Письма следовало бросать в почтовые ящики, которые установлены снаружи на вагонах сибирских экспрессов. Атаман спросил, почему пакеты нельзя бросить тут. Туземец объяснил, что были случаи, когда письма терялись. А иные доходили до места со следами вскрытия. Не иначе, соперники подкупили почтовиков, и те залезали в торговые депеши. А так они минуют здешнюю почтово-телеграфную контору и попадут в нужные руки целыми. За каждое доставленное в Омск письмо торговец обещал три рубля.
Жоркин не поверил Каржибаеву, но согласился помочь. Он вскрыл первый пакет, что вручил ему торговец, и нашел внутри обычный талон к ассигновке. Пакет бросили в вагонный ящик в Омске. И весь год бандиты возили потаенную почту по опиумному маршруту. Писем становилось все больше, иногда их было два-три десятка зараз. Выглядели они как все прочие и адресовались в разные города империи. Ехавшие в экспрессе почтовики на каждой станции вынимали конверты из ящиков, гасили марки особым штемпелем и доставляли в почтамты.
Два месяца назад Каржибаев снова вызвал атамана на разговор. Тот пришел сильно не в духе: только что Присыпин перехватил его опиумный караван. Шесть тысяч убытка, и трое подручных в кутузке… Ясно было, что это лишь начало. Полицмейстер решил взяться за торговцев наркотиками всерьез.
— Что делать будешь, Яков Севастьянович? — спросил купец. — Капитан обещает закрыть твое дело. Он человек такой, что спуску не даст.
— Поглядим, как пойдет. Может, еще и вывернемся? — ответил атаман.
Тут Каржибаев и предложил избавиться от ретивого полицмейстера. Жоркин опешил и сперва отказался наотрез. Висельное дело! Туземец нажал: обратного хода все равно нет. Письма, что Жоркин возил в Омск, на самом деле шпионские донесения. А он, Каржибаев, агент заграничных секретных служб. Службы сильные, хорошо платят. И за голову капитана обещают десять тысяч. Если же откажешься, свою голову подставишь. Властям сообщат, что Жоркин причастен к шпионской деятельности. Доказывай жандармам, что не знал, какие пакеты пересылаешь. Каржибаев-то сбежит в Кашгар, а ему куда деваться? Восемь лет каторги обеспечено. Ну и остальные грехи припомнят, мало не покажется.
«Иван» задумался. Убийство такого крупного полицейского чиновника — вещь в Степи неслыханная. Товарищи убитого не бросят дознания, пока не отыщут виновных. Все равно придется скрываться. Какой резон? А если поймают, вместо восьми лет каторги вздернут за шею.
Лыков на этих словах оборвал рассказчика:
— А почему ты шильника на нож не надел? Сам тебя в шпионские дела втянул, а теперь угрожал выдать властям. Ты «иван», у тебя под ружьем целая банда.
— Наденешь такого… Куныбай без охраны и до ветру не ходит. У него своя банда, из адаевцев. Караулят его день и ночь, все с обрезами.