Она вышла погулять, чтобы избавиться от этого раздражения иподавленности. Настроение ее не улучшилось от встречи у почты с тетушкой Кэтти.Тетушка Кэтти, напротив, была полна воодушевления.

— Думаю, Лин, дорогая, что нас ждут прекрасные новости.

— Что вы имеете в виду, тетушка Кэтти.

— Я получила удивительное указание свыше… Простонеобычайное… Перед нами выход из всех наших бед. Я столкнулась с препятствием,но снова получила указание: «Пытайся, пытайся и снова пытайся. Если сначаланичего не получится, все равно пытайся…» Я не собираюсь выдавать секреты, Лин,дорогая, и менее всего хотела бы вызывать преждевременные или необоснованныенадежды, но я твердо уверена, что скоро наши дела придут в полный порядок.Давно пора. Я очень обеспокоена состоянием твоего дяди. Он слишком многоработал во время войны. Ему необходимо оставить практику и посвятить себяисследованиям, но, конечно, без солидного дохода он не может этого сделать.Иногда у него бывают такие странные нервные припадки, меня зла ужасно беспокоит.Он такой странный…

Лин задумчиво кивнула. Перемена в Лайонеле Клоуде неускользнула от нее, так же как и странные переходы в его настроении. Онаподозревала, что время от времени он прибегал к наркотикам, чтобы взбодритьсебя, и опасалась, не стал ли он наркоманом. Это могло быть причиной егонеобыкновенной нервной возбудимости. «Интересно, — думала она, — догадываетсяли об этом тетушка Кэтти? Она ведь вовсе не так глупа, как кажется…»

Пройдя дальше по Хай-стрит, Лин мельком увидела дядю Джереми,входившего в свой дом. Лин подумала, что за последние три недели он сильнопостарел.

Она ускорила шаг. Ей хотелось уйти из Вормсли Вейл к холмам,на открытое поле. Идя быстрее, она вскоре почувствовала себя более спокойной.

Надо пройти шесть-семь миль и как следует все обдумать.Всегда, всю свою жизнь она была решительной, здравомыслящей девушкой. Всегдазнала, чего она хочет и чего не хочет. Никогда до сих пор она не плыла потечению…

Да, а сейчас она подчинилась ходу событий. Она плывет поволе волн.

Бесцельное, бессмысленное существование. С тех самых пор,как она демобилизовалась. Ее охватила болезненная тоска по ушедшим военнымдням, когда четко были определены обязанности, жизнь распланирована иупорядочена, а решения за тебя принимал кто-то другой.

Но, едва доведя эту мысль до конца, Лин ужаснулась. Неужелине она одна испытывает это? Неужели и это отголосок войны? Верно, здесь нетнепосредственной опасности — подводных мин, падающих бомб, свиста пуль,догоняющих машину на пустынной дороге. Но есть другое, и оно еще страшнее —опасность поверить, что жизнь становится легче, если перестать думать…

Она, Лин Марчмонт, уже не та решительная, неглупая девушка,которая вступала в армию. Там ее мысли были поставлены на службу определенномуделу. Теперь она снова хозяйка себе, и ей страшно, что ум ее отказываетсярешать задачи, которые ставит перед ней ее собственная жизнь…

…Люди, которые оставались здесь, не испытывали ничегоподобного.

Например, Роули…

И сразу же мысли Лин обратились от обобщений абстрактногохарактера к вопросу, который нужно было решать сегодня же: это главный вопрос,по существу, единственный.

Действительно, хочет ли она выйти замуж за Роули?..

Тени медленно удлинялись. Наползали сумерки. Лин сидела бездвижения, подперев подбородок руками, на опушке маленькой рощи на склоне холмаи глядела вниз, где расстилалась долина. Она потеряла счет времени, ночувствовала, что ей почему-то не хочется идти домой, в Вормсли Вейл.

Ниже по склону, налево, виднелась усадьба Лонг Уиллоуз. Тамбудет ее дом, если она выйдет замуж за Роули.

Если! Так дошло до этого: если? Если? Если?

Какая-то птица вылетела из лесу с испуганным криком, похожимна крик рассерженного ребенка. Дым от проходящего поезда поднялся в воздух и,рассеиваясь, образовал в небе гигантский вопросительный знак.

«Выходить ли мне замуж за Роули? Хочу ли я замуж за Роули?Могу ли я отказаться от брака с Роули?»

Поезд, пыхтя, скрылся в долине, дым медленно рассеялся. Новопросительный знак остался перед мысленным взором Лин.

До отъезда она любила Роули. «Но домой я вернулась другой, —думала она. — Я уже не прежняя Лин».

В ушах звенела стихотворная строка:

«И жизнь, и мир,

и я сама совсем переменились…»

А Роули? Вот Роули не изменился.

Да. В этом все дело. Роули не изменился. Роули такой же,каким она оставила его четыре года назад.

Хочет ли она выйти замуж за Роули? Если нет, то чего же онахочет?

В роще, у нее за спиной, затрещали ветки. Кто-то прокладывалсебе дорогу. Мужской голос чертыхнулся.

Она вскрикнула:

— Дэвид!

— Лин! — Продираясь сквозь кустарник, он удивленно глядел нанее. — Что вы здесь делаете?

До этого он бежал и слегка запыхался.

— Не знаю. Просто думаю. Сижу и думаю. — Она смущеннозасмеялась. — Кажется, уже поздно.

— Вы не знаете, который час?

Она мельком взглянула на свои ручные часы.

— Опять стоят. Я действую парализующе на все часы.

— Не только на часы, — сказал Дэвид. — Это действует вашэлектрический заряд. Жизненная сила. Вы — сама жизнь.

Он подошел к ней, и с неясным чувством беспокойства онаподнялась на ноги.

— Становится совсем темно. Мне нужно спешить домой. Которыйчас, Дэвид?

— Четверть десятого. Я должен бежать со всех ног. Мненеобходимо поспеть на лондонский поезд девять двадцать.

— Я не знала, что вы вернулись из города.

— Мне надо было взять кое-что из Фэрроубэнка. Но яобязательно должен поспеть на этот поезд. Розалин сама не своя, когда остаетсяв Лондоне ночью одна.

— В гостинице? — В голосе Лин прозвучало презрение.

Дэвид резко сказал:

— Страх не знает логики. Когда переживешь бомбежку…

Лин стало стыдно. С раскаянием в голосе она сказала:

— Извините, я забыла.

С внезапной горечью Дэвид воскликнул:

— Да, это скоро забывается, все забывается. Снова нам ничтоне угрожает. Мы опять ручные, опять там, где были, когда заварилась кроваваякаша. Прячемся в своих вонючих норках, ищем безопасности. И вы, Лин, высовершенно такая же, как и все!