Она воскликнула:

— Нет! Я не такая, Дэвид! Я только что думала…

— Обо мне?

Его порыв потряс ее. Он обнял ее, прижал к себе, яростноцеловал горячими губами.

— Роули Клоуд? — прошептал он. — Этот олух. Да нет же, Лин,ты моя!

Вдруг так же внезапно, как обнял, он отпустил, почтиоттолкнул Лин от себя.

— Я опоздаю на поезд.

Он опрометью бросился бежать вниз по склону.

— Дэвид!..

Он обернулся и крикнул ей:

— Я позвоню тебе, когда доберусь до Лондона…

Она смотрела, как он бежал в сгущающихся сумерках — сильный,мускулистый, легкий.

Выбитая из колеи, со странно стесненным сердцем, не в силахсобраться с мыслями, она направилась к дому.

Прежде чем переступить порог, она помедлила… Ей хотелосьизбежать нежностей матери, ее вопросов… матери, способной занять пятьсот фунтову людей, которых презирает.

«Мы не имеем права презирать Розалин и Дэвида, — думала Лин,тихо пробираясь к себе наверх. — Мы такие же, как они. Готовы сделать все, чтоугодно, абсолютно все ради денег…»

Она постояла в комнате, с любопытством разглядывая свое лицов зеркале.

«Совершенно чужое лицо», — думала она.

Внезапно ее охватил приступ гнева.

«Если бы Роули действительно любил меня, — пронеслось вголове, — он сумел бы достать эти пятьсот фунтов. Сумел бы, непременно сумел.Он не позволил бы; мне чувствовать себя униженной перед Дэвидом… Дэвид сказал,что позвонит мне, когда приедет в Лондон…»

Она сошла вниз как во сне. Сны, думала она, бывают оченьопасными…

— Наконец-то ты вернулась, Лин, — с облегчением произнеслаЭдела. — А я и не слышала, как ты вошла. Давно ты уже дома?

— Целую вечность. Я была наверху.

— Лучше говори мне, когда возвращаешься. Я беспокоюсь, еслиты гуляешь одна в темноте.

— Ну что ты, мамочка, разве я не могу о себе позаботитьсясама?

— В последнее время в газетах сообщалось о таких ужасах. Этидемобилизованные пристают к девушкам.

— Наверно, девушки сами хотят, чтобы к ним приставали.

Она улыбнулась довольно грустной улыбкой. Да, девушки хотятострых ощущений. Кому, в конце концов, нужна безопасность?..

— Лин, дорогая, ты не слушаешь меня?

С усилием Лин заставила себя вернуться к действительности.Мать все время о чем-то говорила…

— Что ты сказала, мамочка?

— Я говорила, дорогая, о подружках на твоей свадьбе.Надеюсь, они смогут сшить себе платья на свои талоны. Хорошо, что и ты получилаэти спецталоны при демобилизации. Мне ужасно жаль тех девушек, которые, выходятзамуж, ничего не имея, кроме обычных карточек. Им, бедняжкам, приходитсядовольствоваться своими старыми вещами и теми пустяками, которые можно купитьпо карточкам. А ты, Лин, право, счастливая. Если учесть, что у всех нас почтине осталось приличного белья, то тебе, конечно, повезло…

— О да, очень повезло…

Она беспокойно ходила по комнате, брала в руки какие-топредметы, снова ставила их на место.

— Почему ты так нервничаешь, дорогая? Мне делается как-то непо себе.

— Извини, мамочка.

— Что-нибудь случилось?

— Что могло случиться? — резко ответила Лин.

— Ну не кидайся на меня, дорогая. Так вот, о подружкахневесты. Думаю, тебе следует пригласить Мейкри. Ее мать была моей ближайшейподругой, она, безусловно, обидится, если…

— Терпеть не могу Джоан Мейкри и всегда ее ненавидела.

— Знаю, дорогая, но какое это имеет значение? Ее матьобидится, я уверена…

— Мамочка, ведь это моя свадьба.

— Конечно, дорогая, но…

— Если только вообще будет свадьба.

Она не собиралась этого говорить. Слова сами слетели у нее сязыка. Она была бы рада их вернуть, но было поздно. Миссис Марчмонт с тревогойсмотрела на дочь.

— Лин, дорогая, что это значит?

— О, ничего, мамочка.

— Ты не поссорилась с Роули?

— Нет, разумеется, нет. Не волнуйся, мамочка, все в порядке.

Но Эдела смотрела на дочь в глубокой тревоге, по-материнскипочувствовав смятение в ее глазах под нахмуренными бровями.

— Я всегда считала, что тебе будет так спокойно с Роули.

— Кому нужно это спокойствие? — презрительно спросила Лин. Итут же резко повернулась. — Что это? Телефон?

— Нет. А что? Ты ждешь звонка?

Лин покачала головой. Унизительно ждать телефонного звонка.Он сказал, что позвонит ей сегодня. Значит, позвонит непременно. «Ты не в своемуме, — говорила она себе. — Не в своем уме».

…Почему этот человек так притягивает ее? Перед ее глазамивозникло его мрачное, нахмуренное лицо. Она попыталась отогнать этовоспоминание, попыталась вызвать вместо него в своем воображении широкоедобродушное лицо Роули. Его медленную улыбку, его любящий взгляд. «Но развеРоули действительно любит меня?» — думала она. Если бы он действительно любил,он понял бы ее в тот день, когда она пришла и умоляла его достать пятьсотфунтов. Он не был бы тогда так ужасно благоразумен и деловит.

Выйти за Роули, жить на ферме, никогда больше не уезжать,больше не видеть чужого неба, не вдыхать незнакомые запахи… больше не бытьсвободной…

Резко зазвонил телефон. Лин глубоко вздохнула, прошла череззал и взяла трубку.

— Лин? Это ты? О, я так рада. Я боюсь, дорогая, что яспутала число… день собрания в институте…

Еле слышный сбивчивый голос продолжал. Лин слушала, —вставляла реплики, разуверяла, получала благодарности.

— Мое счастье, дорогая Лин, что ты так добра и всегда всепомнишь. Понять не могу, почему я всегда все путаю…

Лин тоже не могла этого понять. Способность тетушки Кэттипутать простейшие вещи была поистине гениальной…

— Но я всегда говорила, — заключила тетушка Кэтти, — чтобеда не приходит одна. У нас испортился телефон, и мне пришлось идти звонить поавтомату. Когда я вошла в будку, у меня не оказалось двухпенсовой монеты,только полшиллинга… и мне пришлось идти и просить…