Все учреждения и службы города по-прежнему не работали.Финансовый округ был оцеплен. Работать в обесточенном городе с закрытыми илиразрушенными складами, без газа и телефонной связи было немыслимо.

Через несколько минут, поблагодарив Мэгги за помощь, Сара сдетьми и нянькой погрузились в колымагу Пармани. Сара оставила Мэгги свой адреси телефоны — сотовый и домашний. Интересно, подумала она, долго липросуществует лагерь? Вдруг они с Сетом окажутся на улице? И если лагерь будетеще не ликвидирован, они смогут какое-то время пожить здесь. Это в худшемслучае. Прощаясь с Эвереттом и Мелани, Сара подумала, что им вряд ли ещедоведется когда-нибудь увидеться, поскольку и Мелани, и Эверетт жили вЛос-Анджелесе. Мелани очень понравилась Саре, которая была абсолютно согласна сЭвереттом: та выступила безупречно. Надо думать, к этому мнению присоединилисьбы и все присутствовавшие в зале, даже несмотря на ужасающий финал.

После отъезда Сары Мэгги отправила Мелани на склад, решивтем временем поговорить с Эвереттом, благо главный склад, где хранилось всенеобходимое, располагался довольно далеко. Однако нельзя сказать, что это былахитрая уловка со стороны Мэгги — она действительно нуждалась кое в какихмедицинских принадлежностях, прежде всего в хирургических нитях. Все врачи, скоторыми она когда-либо работала, как один говорили, что у нее безупречные,аккуратные швы. Этому она научилась за годы пребывания в монастыре. Когда былапомоложе, любила рукодельничать. Приятно было сумерничать после вечернейтрапезы с сестрами-монахинями. Позже она очень редко брала иголку в руки, есливообще брала. Швы у нее, тем не менее, выходили аккуратненькие и тоненькие.

— По-моему, очень приятная женщина, — сказалЭверетт о Саре. — И вечер у нее на самом деле получился исключительный.

Даже в ее отсутствие он продолжал ее нахваливать. Сара емунравилась. Хотя она была вполне обычной женщиной — среди людей, его окружавших,ему встречались гораздо более интересные, чем она. Было в ней что-то настоящее,какой-то внутренний стержень.

— Странно, как пересекаются человеческие судьбы, вы ненаходите? Удивительная вещь — судьба, — проговорил Эверетт. — Я познакомилсяс вами у отеля «Ритц», потом всю ночь ходил за вами повсюду. И вот теперь мыснова встретились в убежище. В ту же ночь я познакомился и с Мелани, отдал ейсвой смокинг. Потом вы с ней пересекаетесь в этом лагере, и тут к вамприсоединяюсь я и устроительница вечера, благодаря которому мы все встретились.Ну просто встреча выпускников! В таком большом городе чудо, если встретятсядвое знакомых, а мы последние несколько дней то и дело сталкиваемся. Какприятно видеть знакомые лица! Мне это очень нравится! — Он улыбнулся.

— Мне тоже, — согласилась Мэгги. Ей так частоприходилось общаться с совсем чужими людьми, что сейчас она была особенно радаобщению со знакомыми.

Они еще немного поговорили, и наконец вернулась Мелани. Онасияла от удовольствия и чувствовала себя победительницей от того, что ейудалось быть полезной и что на складе нашлось все из длинного списка Мэгги. Ейвыдали все медикаменты, которые просила Мэгги, бинты нужного размера,эластичные и марлевые, а также целую коробку пластыря.

— По-моему, вы все-таки скорее медсестра, чем монахиня.Без вас раненым пришлось бы плохо, — заметил Эверетт.

Мэгги кивнула, хотя осталось неясным, согласна ли она сэтим.

— Я врачую не только телесные, но и душевные раны. Вамкажется, я в большей степени медсестра, потому что с вашей точки зрения этоболее нормально. На самом же деле я, прежде всего монахиня. Пусть розовые кедыне вводят вас в заблуждение. Я надеваю их просто так, ради забавы. Монашество —мое предназначение. По-моему, «главное достоинство храбрости — благоразумие».[12] Мне всегда нравился этот афоризм, хотя понятия не имею, ктоего автор. Кто бы то ни был, а он, я думаю, прав. Если я начну бегать, сообщаяпервому встречному, что я монахиня, не каждому со мной будет комфортно.

— Почему? — удивился Эверетт.

— Мне кажется, люди монахинь сторонятся, — несмущаясь, заметила Мэгги. — Поэтому очень хорошо, что нам нет больше нуждыносить монашеское облачение. Оно всегда настораживало людей.

— А мне так они всегда нравились. Когда я был моложе,монахини всегда производили на меня большое впечатление. Такие красивые, покрайней мере некоторые. Теперь таких молодых монахинь не увидишь. Не знаю,может, это и хорошо.

— Возможно, вы правы. В наше время не идут в монастырьв юном возрасте. В прошлом году в наш орден приняли двух женщин сорока снебольшим, а одной, кажется, вдове, было пятьдесят. Времена изменились, нотеперь по крайней мере женщины знают, на что идут, принимая постриг. В моевремя многие поступали по неведению. Уходили в монастырь те, кому это былопротивопоказано. Жизнь в монастыре нелегка, — честно призналасьМэгги. — Какую бы ты ни вела раньше, приняв постриг, начинаешь жить совсемпо-другому. И привыкать к новой жизни тяжело. Это всегда суровое испытание.Хотя мне ее, должна признаться, сейчас очень не хватает. Впрочем, я в своюквартиру прихожу только спать. — Эверетт мельком уже видел ее дом.Квартира Мэгги представляла собой маленькую студию в ужасном районе города.

В больницу хлынул новый поток пациентов с мелкими травмами,и Мелани с Мэгги вернулись к работе. Эверетт условился с ними встретитьсявечером в столовой, если они смогут вырваться. Никто из них прошлым вечером неужинал. В итоге вышло так, что и сегодня они пропустили ужин. Прибыла «скораяпомощь», и Мэгги понадобилась Мелани, чтобы зашить одной женщине рану на руке.Мелани многому училась у Мэгги. Именно об этом девушка думала, возвращаясьвечером к себе в ангар. Вся честная компания маялась от безделья. Несколько разМелани предлагала Джейку и Эшли тоже пойти, куда-нибудь поработать надобровольных началах: не исключено, что они здесь надолго застряли — уж нанеделю точно, если верить утренней сводке. Вышка в аэропорту разрушена дооснования, так что никуда из города пока не денешься. Аэропорт и дорогизакрыты.

— Ну почему ты все время торчишь в лазарете? —ворчала Дженет. — Вот подхватишь там какую-нибудь гадость.

Мелани, отрицательно покачав головой, посмотрела матери вглаза.

— Мама, по-моему, мне хочется быть медсестрой. —Она проговорила это с улыбкой, полушутливо, отчасти поддразнивая мать, но в тоже время желая ей досадить. Хотя помогать в лазарете ей действительнонравилось. Нравилось работать с Мэгги. Сколько нового она там узнавала!

— Ты рехнулась! — возмутилась мать снегодованием. — Медсестрой? Это после всего, что я сделала для твоейкарьеры? Да как у тебя только язык поворачивается говорить такое?! По-твоему, ягорбатилась, стремясь сделать из тебя ту, кем ты являешься сейчас, чтобы тыпотом, пустив все это коту под хвост, выносила в больнице горшки? — Однамысль о том, что Мелани, звезда, у ног которой лежит весь мир, может отказатьсяот своего звездного статуса и выбрать себе другое поприще, повергла мать вотчаяние.