В этот момент ее шею обхватила рука, а чьи-то кисти сильно вцепились в плечи. Еще одна рука лихорадочно схватила Рипли между ног, грубо лаская. Перед ней возник мужчина. Он ухмылялся, но на уме у него явно были не шутки.

С криком Рипли вырвалась из державших ее рук. Мужчина успел только удивленно на нее уставиться, когда ее кулак врезался ему в лицо, а стопа – в пах. Когда он согнулся, появился заключенный Джуниор, обхватил ее толстыми руками, оторвал от земли и под подбадривающие смешки товарищей бросил на ржавую трубу. Остальные сгрудились вокруг – их глаза блестели, а запах тел перебивал ароматы соли.

– Прекращайте.

Грегор обернулся, и его глаза сузились, когда он заметил рядом силуэт. Это был Диллон.

Грегор выдавил из себя улыбку:

– Запрыгивай, мужик. Хочешь быть первым?

Голос Диллона был низким и угрожающим:

– Я сказал – прекращайте.

Не слезая с задыхавшейся Рипли, Джуниор огрызнулся через плечо:

– Эй, что тебе до этого?

– Это неправильно.

– Пошел ты.

Тогда Диллон сделал обманчиво быстрое движение. Двое мужчин сзади резко упали. Джуниор развернулся и замахнулся ручищей с огромным кулаком, словно косой, но его противник увернулся, ударил в корпус и подхватил металлический прут. Спотыкаясь, Джуниор попытался уклониться, но прут ударил его по голове сбоку. Второй удар был сильнее, и заключенный рухнул навзничь.

Остальные сжались в страхе, и Диллон хлестнул их просто, чтобы задумались. Потом он повернулся к Рипли, и выражение лица у него было торжественным.

– Ты в порядке?

Она выпрямилась, все еще тяжело дыша.

– Да. Ранены только мои чувства.

– Уходи, – сказал он ей. Потом указал на остальных. – Мне нужно поучить кое-кого из моих братьев. Нам нужно обсудить некоторые вещи, касающиеся души.

Женщина кивнула, подняла сумку с Бишопом и пошла обратно. Когда она проходила мимо лежащего на земле Грегора, тот посмотрел на нее. Рипли пнула его прямо в зубы и, почувствовав себя лучше, продолжила свой путь.

Есть ночь, что просто темна. Есть застывшая пустота снов, свет в которых – лишь иллюзия. Еще дальше лежит пространство, освещенное – хоть как-то – миллионами триллионов ядерных печей.

Истинная тьма, полное отсутствие света, место, где заблудившийся фотон – лишь аномалия атомного уровня, лежит глубоко в недрах земли. «Во мгле пещер гигантских», как провозглашает старая поэма. Или в разломах и расселинах, созданных человеком для извлечения богатств из недр планет.

Крошечный, но производящий немалое впечатление на неподготовленного зрителя уголок Фиорины был просто изрыт такими шахтами. Они сходились, перекрещивались, будто детали огромной, невиданной головоломки. Общая схема прослеживалась только в оставленных шахтерами записях.

Боггс поднял пропитанный воском факел повыше и размахивал им, пока Рейнс зажигал свечу. Для этих людей во тьме не было ничего жуткого – просто отсутствие света. Вдобавок в лабиринте было тепло, почти жарко.

Рейнс поставил горящий конус на пол, к стене. Позади них уходил вдаль ряд таких же огоньков, обозначая пройденный путь и дорогу обратно, к обитаемой части комплекса.

Голик сел, прислонившись к двери, которая была встроена в камень. На двери виднелась наполовину стертая машинами и временем надпись:

Исследователей это полностью устраивало – они не испытывали ни малейшего желания получать разрешение на вход.

Рейнс развернул на полу карту и склонился над ней, изучая в свете факела ходы и шахты. Карта эта представляла собой не просто набор вертикальных и горизонтальных переходов. Здесь были отмечены старые шахты и относительно новые, завалы и вновь открытые проходы, наклонные проходки и тоннели уменьшенного диаметра для специальных машин. О тысячах пересекающихся вентиляционных каналов даже говорить не стоило. Каждому виду тоннеля соответствовал свой цвет.

Предыдущие многочисленные экспедиции дали заключенным представление о том, чего ожидать, но всегда оставался шанс, что очередная команда столкнется с чем-то неожиданным. Сбой в памяти информационных банков мог сдвинуть глубинную шахту на десять метров в сторону или вообще перенести в другой тоннель – карта была, мягко говоря, ненадежным проводником. Поэтому заключенные двигались осторожно, полагаясь на собственные чувства, а не на устаревшие распечатки.

Боггс наклонился ниже.

– Сколько?

Хотя он говорил тихо, голос все равно раскатился по переходу эхом.

Рейнс сверил карту с переносным банком данных.

– Выходит сто и восемьдесят шесть.

Его спутник хмыкнул.

– Я бы сказал, отдыхаем и двигаем обратно.

– Никак нет, – Рейнс указал на уходящий вперед тоннель, который казался отсюда бесконечным. – Как минимум нам нужно пройти этот коридор до конца, иначе Диллон нас прибьет.

– Чего он не знает, то его и не тревожит. Я ничего не скажу. А ты, Голик?

Третий член группы копался в рюкзаке. Услышав свое имя, он глянул на Боггса, нахмурился и издал низкий звук, в котором прозвучало смутное любопытство.

– Так я и думал.

Голик подошел к древнему автомату для продажи сигарет и, сбив ногой замок, начал загружать пачки сохранившихся наркопалочек в мешок. Разумеется, чавкая в процессе.

На поверхности звук было бы куда сложнее заметить, но в ограниченном пространстве, в полной тишине тоннеля мокрое хлюпанье звучало так, словно рядом работал крупный, дурно смазанный механизм. Боггс раздраженно фыркнул.

– Ты можешь жевать с закрытым ртом? А еще лучше – проглоти эту херню. Я тут пытаюсь оценить, насколько этот отсек велик, – тогда мы сможем понять, настоящее ли это хранилище ядовитых отходов или частная заначка какого-то шахтера. Но я не могу думать под твое чертово чавканье!

Рейнс неодобрительно пошуршал картой.

– Пусть мы здесь одни, но это не значит, что можно игнорировать правила. Нельзя ругаться.

Боггс сжал губы.

– Извини.

Он злобно уставился на Голика, но тот, как и следовало ожидать, не обращал на них внимания. Сдавшись, Боггс поднялся и всмотрелся в тоннель.

– Мы один раз обошли этот участок целиком. Большего никто и требовать не может. Скажи еще раз, сколько у нас свечей?

Ответа не было.

– Рейнс, сколько свечей?

Напарник не слушал. Вместо этого он яростно чесался, и это не имело никакого отношения к насекомым, которые не водились в шахтах. Действие было настолько нехарактерным, что сумело даже отвлечь Голика от еды – задача обычно непосильная. Боггс поймал себя на том, что стоит и, не отрываясь, смотрит назад по тоннелю. Свечи, которые отмечали путь к поверхности, гасли.