– Я прогнала тестирование сразу, как только его нашла. Коробка была в порядке.

– Так и есть. Поврежденные сектора – во мне. Что ты хочешь знать?

– Все.

– Бортовой самописец Макнари, модель Оу-Ви-Сто двадцать два, серийный номер Эф-Ар-Тридцать шесть-сорок восемь-семьдесят четыре, установлен…

– У тебя отключились схемы, отвечающие за интуицию? Ты знаешь, что я хочу узнать, – из-за чего произошла экстренная активация? Что случилось на «Сулако»? Почему произошел сброс криокамер?

Из горла андроида раздался новый голос, женский и механический:

– В криогенном отсеке обнаружены взрывоопасные газы. В криогенном отсеке пожар. Всем членам экипажа: немедленная эвакуация.

Затем вернулся голос Бишопа:

– Дальше большое количество повторов без существенной разницы в содержании. Ты хочешь их прослушать?

Рипли потерла подбородок, погрузившись в размышления.

– Нет, этого пока что достаточно. Взрывоопасные газы? Откуда они взялись? И из-за чего возник пожар?

Ответа не последовало, и она встревожилась.

– Бишоп? Ты меня слышишь?

Раздалось бульканье, сменившееся мягким искусственным голосом андроида:

– Прости. Это сложнее, чем мне казалось. Увеличение мощности и активное функционирование увеличивают нагрузку на уже поврежденные сектора. Я постоянно теряю память, теряю возможность отвечать. Не знаю, сколько еще продержусь. Лучше бы тебе поспешить с вопросами.

– Не смей пока выключаться, Бишоп! – встревоженно ответила Рипли. – Я спрашивала про отчет о возгорании.

– Огонь… – треск, – да. Источник электрический, огонь возник под полом криогенного отсека. Наличие катализатора в сочетании с поврежденными поверхностями привело к появлению взрывчатого газа. Вентиляция совершенно не справлялась. В результате возникла угроза жизни. Следовательно, корабль принял решение об эвакуации. После эвакуации шлюпка засекла дополнительный взрыв на борту, что привело к неполадкам в ее управлении. Вот почему приземление вышло неидеальным. Текущее состояние «Сулако» неизвестно. Доступны данные полета от «Сулако» до текущей позиции.

– Пропусти их. Есть ли данные о любых движущихся жизненных формах на «Сулако» до аварийного отсоединения?

Молчание. Затем Бишоп заговорил:

– Рипли, здесь очень темно. Я не привык к слепоте. Пока мы говорим, частички моего процессора выгорают. Мыслить становится все труднее, и я вынужден откатываться к голой логике. Мне это не нравится. Она слишком примитивная. Это не то, для чего меня создавали. Я уже не то, чем был прежде.

– Бишоп, еще чуть-чуть, – умоляюще сказала Рипли. Она повысила мощность, но в результате глаз андроида только раскрылся чуть шире, и Рипли поспешно вернула настройки к прежним значениям. – Ты понимаешь, что я хочу узнать. Есть ли в самописце данные о присутствии на «Сулако» кого-то или чего-то кроме четверки спасшихся с Ахерона? Был ли на борту чужой? Бишоп!

Ответа не было. Рипли подстроила приборы, изменила настройки. Глаз закатился.

– Отстань. Я еще здесь. И ответы тоже. Просто на то, чтобы сложить два и два, уходит все больше и больше времени. Отвечаю на твой вопрос: да.

Рипли глубоко вздохнула. Казалось, мастерская вокруг начала сжиматься, а стены – подбираться все ближе, по сантиметру. Хотя она не чувствовала себя в безопасности и в лазарете – уже давно она не чувствовала себя в безопасности вообще нигде.

– Он все еще на «Сулако», или приземлился вместе с нами на шлюпке?

– Он проделал весь путь с нами.

Голос Рипли потяжелел.

– Компания знает?

– Допуская, что «Сулако» не развалился на части, я могу предположить: Компания знает все, что произошло на корабле, от вылета с Земли к Ахерону до текущего момента. Все данные уходят в центральный компьютер и остаются в Сети.

На Рипли нахлынуло ощущение кошмарного дежавю. Она уже боролась с Компанией на этом поле и видела, как та реагировала. Сколько бы ни было здравого смысла и человечности у отдельных людей, у безликой организации их затмевала всепоглощающая распухшая жадность. На Земле могли стареть и умирать люди, сменяться работники и директора, но Компания была бессмертна. Она продолжала существовать. Почему-то Рипли сомневалась, что прошедшее время принесло какие-то существенные изменения в политику, не говоря даже о корпоративной этике. В любом случае полагаться на такой вариант было нельзя.

– Им все еще нужен чужой?

– Не знаю. Скрытые корпоративные установки не являлись жизненно важной частью моих программ. По крайней мере, я так думаю. Не уверен. Я не очень хорошо себя чувствую.

– Бишоп, окажи мне услугу. Поищи.

Она принялась ждать, и наконец, андроид ответил.

– Прости. Там ничего нет. Это не означает, что никогда и не было. Я уже не могу добраться до секторов, где могла бы храниться подобная информация. Хотел бы помочь тебе больше, но в текущем состоянии я в самом деле не слишком полезен.

– Ерунда. Твоя личность не развалилась, – Рипли наклонилась вперед и нежно коснулась основания оторванной головы. – Здесь все еще много Бишопа. Я сохраню твою программу. У меня тут полно места для хранения данных. Если я смогу отсюда выбраться, то обязательно прихвачу тебя с собой. Они смогут снова тебя собрать.

– Как ты собираешься сохранить мою личность? Скопировать на стандартный чип? Я знаю, что это значит: никакого поступления данных, никакого восприятия окружения. Слепой, глухой, немой, неспособный двинуться. Люди называют такое состояние лимбом. Знаешь, как его называют андроиды? Гумбо. Электронное гумбо. Спасибо – нет. Я предпочту отключение сумасшествию.

– Ты не сойдешь с ума, Бишоп. Ты слишком упрям для этого.

– Так ли? Я упрям в границах моего тела и моей программы. Первое исчезло, второе быстро гаснет. Я бы лучше остался связным воспоминанием, а не выхолощенной реальностью. Я устал. Все ускользает. Окажи мне услугу – отключи! Да, меня можно восстановить, установить в новое тело, но почти невозможно избежать необратимого повреждения личности. Я никогда не стану снова цельным. И предпочел бы обойтись без восстановления. Ты понимаешь, что это означает: ожидать лишь того, что станешь меньшим, чем был? Спасибо, но нет. Я лучше совсем прекращу быть.

Рипли помедлила.

– Ты уверен?

– Сделай это для меня, Рипли. Ты мне задолжала.

– Я ничего тебе не должна, Бишоп. Ты – просто машина.

– Я спас тебя и девочку на Ахероне. Сделай это… как мой друг.

Рипли неохотно кивнула. Глаз в последний раз подмигнул и мирно закрылся. Когда Рипли вытащила провода, не было никакой реакции – ни сокращений мышц, ни подергиваний. И голова снова неподвижно лежала на рабочем столе.

– Прости, Бишоп, но ты – как старый калькулятор, привычный и удобный. Если тебя можно восстановить, я за этим прослежу. Если нет… что ж, спи с миром там, куда уходят андроиды, и постарайся не видеть снов. Если все получится, я к тебе еще вернусь.