Синицына немного подумала, а потом выдала всю подноготную собственника бывшего молокозавода. Как всегда и получается в жизни, о темных делишках своего «хозяина-работодателя» подчиненные ведают больше всех СМИ, прокуратур и следственных комитетов, вместе взятых. А может, последние инстанции тоже в курсе, но по своим причинам не лезут в чужой монастырь. Катерина этого не знала и знать не хотела. Но то, что ей рассказала Синицына, вполне подходило и для желтого Интернет-издания, и для Центрального телевидения – конечно, если там захотят осветить проблемы более глобальные, нежели интимная жизнь вымирающей пьяной деревеньки где-нибудь в богом забытом месте.

Катерина подробно записала все сплетни (а может, и не сплетни), которые ходили, и на этом решила закончить. Во-первых, даже если рассказы Синицыной были хотя бы наполовину правдивы, это были большие игры серьезных дядей, в которые Катя лезть не собиралась. Во-вторых, «жена собственника», некая таинственная женщина, имя которой никто не решался произносить вслух, говорят, была совершенно отмороженной стервой и буквально шла по трупам. «Нет более жестокого хозяина, чем бывший раб», – объяснила Синицына Катерине психологию «жены собственника», которую «он поднял из самых низов, так как она работала у него секретаршей». Короче, в этой истории грязи было полно: и тебе неофициальное трудоустройство, и серая зарплата, и склад бывшего молокозавода, который эксплуатируется, находясь в аварийном состоянии. Если сюда подмешать криминальное прошлое (по слухам работников) собственника и его придурковатую жену-мегеру, получался отличный материальчик. Катерина съездила на склад и сделала несколько фотографий, затем добралась до офиса и написала заявление на увольнение (ее до сих пор так и не рассчитали за отработанные дни и даже выставили чудовищные штрафы), и в отделе кадров тоже сделала пару снимков для материала. Дело было сделано, кредит для Синицыной она получила, пришла пора возвращаться домой.

– Возьми! – Катерина протянула Синицыной деньги, полмиллиона рублей, несколько нераспечатанных пачек по 5000 рублей, сразу из банка. – Но я прекрасно понимаю, что ты в любой момент можешь передумать и снова начнешь меня шантажировать. И вот что мне тогда делать?

– Убить меня, – Синицына безмятежно пожала плечами, но деньги не взяла, она закурила и отвернулась. – Положи их на стол, говорят, что передавать деньги из рук в руки – это очень плохая примета.

Катерина едва не рассмеялась, но потом подумала, что если она сейчас начнет веселиться, то все это вполне может закончиться истерикой и нервным срывом. Поэтому она взяла себя в руки и положила пачку денег на стол.

– Так что ты мне ответишь? – Катерина действительно больше всего опасалась, что Синицына теперь начнет ее «доить» постоянно.

– Тебе придется просто мне поверить на слово! – Синицына так к ней и не повернулась, она смотрела куда-то вдаль, сквозь пелену осеннего дождя, который звучно стучал в закрытые окна.

Катерина поняла, что разговор действительно закончен.

– Ну, прощай, тезка! – Катерина подошла к двери. – Будешь уходить, закрой домик, ключи можешь выкинуть или взять с собой, мне без разницы. Все равно я завтра сюда приеду и поменяю все замки. Или сожгу дачу, что более вероятно.

– Удачи и тебе, писательница! – последнее слово Синицына произнесла как ругательство, и Катерина вздрогнула. – В следующий раз, когда тебе снова захочется ярких эмоций, лучше слетай в Турцию, там спокойней.

Катерина молча вышла из домика и вызвала такси.

Конечно, ехать в таком виде на встречу к Ксении она не могла, а уж тем более возвращаться домой сейчас было совершенно невозможно. Катерина заранее забронировала несколько уходовых процедур в известном СПА-салоне – стрижку, макияж, маникюр и педикюр, эпиляцию. А еще ей надо было купить чистые джинсы и свежий свитер. Все ее вещи, взятые с собой в эту «увлекательную» командировку, из-за дешевого порошка и ручной стирки превратились в половые тряпки.

Катерина доехала до «Венеры» и, оставив чемодан с вещами под контролем местных администраторов, на три часа выпала из жизни.

Сначала ее хорошенько отмочили в кедровой бочке, затем при помощи пилингов почистили кожу тела и лица. Пока косметолог мазала ее средствами для восстановления упругости кожи, Катерина даже немного расслабилась и успокоилась.

«Может, это действительно все? – размышляла она, пока ее тело питали полезными веществами. – Какой смысл Синицыной снова меня шантажировать? Я выполнила все ее условия, и она, мне кажется, не такая уж плохая женщина, чтобы загонять меня в угол». Затем ее мысли плавно перетекли в более приятное русло. Катерина размышляла о том, как лучше всего восстановить отношения с Павликом, и о том, что, наверное, все-таки придется родить ему сына. Желания написать новую книгу у Катерины больше не возникало. При одной только мысли, что ей опять придется возвращаться, даже в собственном воображении, ко всему этому кошмару, ей становилось не по себе.

«Ну и ладно. – Катерина уже сидела в кресле, и теперь специалисты занимались ее волосами. – Пусть Павлик оказался прав: не вышло из меня писателя, и что? Разве на этом заканчивается жизнь? Рожу ребенка, буду путешествовать, займусь чем-нибудь еще».

Катерина понимала, что перед беременностью ей придется обследоваться, все-таки возраст у нее не девичий, но даже эта мысль казалась ей более приятной, чем написание новой книги. Катя Данилова больше всего на свете хотела забыть все, что она увидела и узнала, она не хотела не то что писать об умирающей от туберкулеза Синицыной и ее сыне и матери, о Татьяне и ее тоже умирающем сыне Вовке, она вообще больше ничего о них знать не хотела. Никогда.

Еще через полтора часа, когда Катерина уже была приведена в порядок внешне, она снова вызвала такси и доехала до ближайшего торгового центра, где купила себе абсолютно все новое, начиная от нижнего белья и заканчивая обувью. Катерине казалось, что вся ее одежда и обувь буквально пропитались запахом общаги – убойной смесью ароматов быстро заваривающейся вермишели, водки, пива и неизменных вонючих сигарет. Даниловой казалось, что даже руки у нее теперь пахнут этой гадостью. И она позвонила Ксении.

– Я тебе зво́ню, чего не отвечаешь? – начала было Катерина и опешила от своих слов. С каких это пор она начала неправильно ставить ударение в словах?

– Как ты говоришь? – переспросила пораженная до глубины души Ксения. – Это что, шутка такая? Смешно вышло.

Но Катерине было не до смеха, она действительно оговорилась. Катя где-то раньше читала, что окружение очень сильно влияет на сознание человека, на его мировоззрение и уж тем более на то, как он произносит слова. Значит ли это, что она теперь стала, как «они»?

Катерина вцепилась в телефон, на мгновение закрыла глаза, и тут же перед ней предстала разбитая голова парня, она даже почувствовала густой запах крови, а затем и его руки на своей шее.

– Ты что молчишь? – Беленькая была в превосходном настроении. – Вернулась из увлекательного путешествия?

– Да, вернулась, – Катерина попыталась придать своему голосу максимум позитива. – А как твой отпуск? Все прошло хорошо?