– Милая, – она почувствовала, что ниточка, крепко связывающая нас, истончается, и цеплялась за нее изо всех сил. Но я не стремилась сохранить ее, и потянулась к крышке ноутбуку, чтобы закрыть его. – Машенька, подожди! – звенело из динамиков. Но упрашивать не имело смысла, я была раздавлена и разбита.

Но вдруг за ее спиной мелькнула тень, и я услышала приказной тон:

– Я сам поговорю с ней.

Мама поднялась со стула, и уступила место перед экраном отцу. Во мне боролись два чувства: любовь и страх. Я хотела услышать папин теплый голос и увидеть его родное лицо, но одновременно с этим боялась понять, что и он что-то недоговаривает.

– Рассказывай, что происходит, – перешел сразу к делу. – Вижу, ты расстроена, но мне кажется, мама здесь ни при чем. Она говорит, ты снова видишься с Даном. Ты уверена, что тебе это нужно? Общение с человеком должно давать положительные эмоции, а в противном случае нет смысла его поддерживать, ты согласна?

Он умел говорить с людьми не хуже любого психолога, и порой я терялась перед ним.

– Согласна, но…

– Ты расстроена и срываешься на тех, кто рядом. Разве они этого заслуживают? – Он знал куда бить, и как меня пристыдить. – Мама теперь будет переживать. Сегодня вам обеим лучше остыть, а завтра позвони ей и извинись.

– Хорошо, – виновато кивнула.

– А теперь иди хорошенько выспись, а то будешь на занятиях клевать носом, – давал инструкции. – Ни одному преподавателю это не понравится. Ты же не хочешь, чтобы упала твоя успеваемость? – Я покачала головой в знак согласия. – Спокойной ночи, милая.

– Спокойной ночи, – послушно попрощалась.

Отец умел заговаривать зубы, а еще лучше вправлять мозги. Может, это как раз мне сейчас и нужно? У меня своя жизнь, и я не могу забросить всё и, как выразилась мама, зацикливаться на Дане.

По совету отца я поудобней устроилась на кровати, закутавшись в теплое одеяло, и попыталась хоть немного поспать.

Утро наступило неожиданно быстро, и я встала еще более разбитой, чем ложилась.

Перед занятиями попыталась впихнуть в себя хоть какую-то еду, и отправилась на кухню, где столкнулась с Ирой.

– Ты что, опять плакала? – ее вопрос заставляет меня замереть.

Я опустив голову и прошла к холодильнику. Делая вид, что изучаю его содержимое, пялилась в белую стенку – лишь бы скрыть свои красные глаза. Но подруга и так всё поняла.

– Он мне не нравится, – решительно заявила. Я продолжала хранить молчание. – Как хочешь, – с досадой вздохнула, – я лишь хотела помочь.

О том, что она ушла, я догадалась по удаляющемуся цоканью каблуков и громко хлопнувшей двери. Почему я не открыла рот и не рассказала обо всем? С кем еще поделиться, как не с лучшей подругой? Неумолимо я загоняла себя в ловушку, обрекая на одиночество.

***

После занятий, которые мне казались невыносимо долгими, я сразу вернулась домой. Уже в прихожей меня встретили веселые голоса. Скорей всего, у Иры гости. Это даже к лучшему: сегодня я не буду объектом ее пристального внимания.

– Привет, – бросила я мимоходом, не обращаясь ни к кому конкретному. Собиралась проскользнуть в свою комнату, но едва не споткнулась на ровном месте, заметив Рому. Он вместе со Ирой и Тёмой сидел на полу, а его лоб украшал стикер с надписью «Шерлок».

Не ожидала его встретить, особенно у себя дома. Но раз он здесь, значит, остыл и, возможно, наши отношения смогут наладиться. Как ни странно, но разлука помогла понять, что я все-таки считала его другом: соскучилась по его глупым шуточкам.

– Привет, – улыбнулся он.

Ира взяла маркер и написала что-то на стикере, потом оторвала его и больно шлепнула меня по лбу.

– Теперь ты в игре! – вынудила присоединиться к ним.

– У меня нет настроения, – потянулась, чтобы снять дурацкую метку.

– Если ты это сделаешь, – пригрозила Ира, – ты мне больше не подруга! Хватит уже сидеть в своей конуре! Меня это бесит!

– Да ладно, будет весело, – Рома даже подвинулся, освобождая мне немного места рядом с собой на полу.

Ведомая остаточным чувством вины, я уступила ему.

Сама не заметила, как после одной партии мы сыграли еще две. Между мной и Ромой не было неловкости. Он мог пошутить надо мной или, дурачась, толкнуть в плечо, и я окончательно успокоилась – мы сможем быть друзьями.

После игры Ира с Тёмой начали какую-то мелкую ссору, и нам с Ромой одним пришлось убирать гостиную от последствий шумной игры, собирая с пола разбросанные стикеры. Он протянул мне стопку бумажек, и мы застыли, молча глядя друг на друга.

– Была рада тебя увидеть, – первой решилась заговорить.

– Не сомневаюсь, – самодовольно улыбнулся.

– Сердцеед Роман Лобачев вернулся, – констатировала, облегчено вздохнув: теперь всё будет как прежде.

Подхватила со столика пустую чашку и отправилась на кухню.

– Не просто вернулся, но и готов к борьбе, – услышал за спиной.

– За что воюешь, боец? – насмешливо бросила через плечо. Стоило обернуться, чуть не врезалась в Рому. Когда он успел подкрасться?

– За твое сердце, – с полной серьезностью заявил, лишив меня веселого расположения духа.

– Лучше оставим мое сердце при мне, – попыталась перевести всё в шутку, – оно мне еще пригодится.

Но Рома даже не собирался смеяться, и перегородил путь, когда я хотела выйти из кухни:

– Я не верю в любовь с первого взгляда, это все выдумки романтиков. Для любви нужно время, поэтому мы будем продолжать встречаться, и в итоге тебе ничего другого не останется, как полюбить меня искренней светлой любовью, – весело заключил.

– Какой продуманный план, но ради чего столько стараний? – Таким способом он мог вызвать у меня привычку, привязанность, но не любовь. Нельзя заставить полюбить. Он говорил о невозможном. – Не проще найти ту, что ответит тебе взаимностью?

– Проще, – согласился, – но люблю я именно тебя.

Похоже, мы с Ромой по одну сторону баррикад – безответная любовь.

– Ты не можешь меня любить, – убеждала в обманчивости собственности чувств, – ты меня практически не знаешь.

– А вот тут ты ошибаешься, – поспорил. – Лету ты предпочитаешь осень; не любишь апельсиновый сок, хотя с охотой ешь апельсины; твой любимый цвет зеленый; ты покусываешь нижнюю губу, когда нервничаешь, хмуришься и поджимаешь губы, когда злишься.

Пугало, как хорошо он успел меня изучить. Но это говорило лишь о его внимательности.

– Ты говоришь о любви, как об обыденности, – он вывел, по его мнению, идеальную формулу любви и намеревался применить ее ко мне, – поэтому мне мало верится, что твои чувства действительно серьезны. Может, тебе только кажется?