всемерно содействовать появлению класса предпринимателей, который и откроет путь к экономическому развитию. Ядром преобразований в духовной сфере виделись ценности либерализма, а Эйзенштадт считал, что это ядро образует «развитие культурного стереотипа»[358].

Теоретики модернизаций признают, что в разных странах общественная активность вызывается или внутренними причинами острой необходимости экономических преобразований, или уверенной динамичностью более развитых стран. Связующим звеном сложных взаимодействий в организационных изменениях выступает личность, и особенно в формировании программы последовательных мероприятий. Модернизация в России исторически носила персонифицированный характер: ее инициатором выступал монарх. Преобразование экономики и необходимость реформирования управления, тем не менее во главе с монархом, определяло:

а) не давать поводов к умалению международного статуса России как великой державы;

б) вознести самодержавную власть в прогрессивном виде.

В России со времени великих реформ глава государства представлял собой высшего «архитектора» и «гаранта» социального и промышленного развития, и всегда формирующийся слой предпринимателей однозначно зависел от власти с её «правилами игры» для «частного капитала». Постоянная борьба между образом высшего «гаранта» и «мелким» предпринимательством по сегменту личных влияний в общей совокупности чиновничьей камарильи несло для Российской империи известный риск всевозможных и непредвиденных потрясений. Прощать международные долги, обычно в интересах очередных третьих международных взыскателей, по какому-либо субъекту из обоймы международного присутствия, способствовать незаконному обогащению, якобы страдающих стран-дебиторов, становилось для России проблемой.

На фоне функциональных возможностей государства (право собственности на основные железные дороги, управление рынком земли, контроль над финансами) развиваются и усиливаются центробежные тенденции, что позволяет бюрократической элите проводить в какой-то мере бесконтрольную политику, не согласуя ее со слаборазвитыми представителями прогрессивных начал. Модернизация хозяйственной деятельности в силу значимости её для дальнейшего национального развития, по факту отдельно взятого «заговора» повелительных верхов и при минимальном участии общественности, невозможна и обречена на обструкцию. Задачи, решение которых преследовалось еще в эпоху великих реформ, с созданием инфраструктуры для широкого проявления потенциала частной собственности: финансовых систем, бирж, предпринимательства и кооперативного движения во всевозможных организационно-правовых формах, в конечном счете и обозначали направления модернизации.

Российское бюрократизированное правительство определило свои приоритеты в экономической политике:

а) решающая регулятивная роль государства;

б) протекционизм;

в) твердая национальная валюта.

В. В. Алексеев и И. В. Побережников считают, что одной из особенностей российской модернизации является внешний импульс его развития, связанный с использованием зарубежного опыта. Они определяют этот тип модернизации как «феодальный», отмечая в качестве инициатора государство как своего рода «верховного покровителя»[359].

Итак, В. Н. Коковцов, замыкая, фактически, череду талантливых государственных деятелей дореволюционной России, внес значительный вклад в дело модернизации экономики России. И, несмотря на то, что его политика во главе Совета министров зачастую сопровождалась противоречиями и недостаточностью, неполнотой предпринимаемых мер, именно 1913 год, год его полномочий, все исследователи безоговорочно считают годом наивысшего подъема экономики дореволюционной России.

Либеральная пресса критиковала финансовую политику В. Н. Коковцова по нескольким направлениям. Доводами служили положения о росте экспорта хлеба из-за границы; росте вооружений в других странах по сравнению с Россией[360]. Подвергалось анализу либеральной общественности и состояние сельского хозяйства, которое должно «перейти к более интенсивным формам производства на основе современных методов хозяйства или же застыть в своих традиционных формах, что было бы равносильно неуклонному и все более глубокому упадку»[361].

Следует отметить, что еще М. Х. Рейтерн обратил внимание, что в России министр финансов находился в особенном положении: «все другие ведомства имеют общий интерес в увеличении расходов. Не говоря уже о случаях, когда делается расход сомнительной надобности, существует столько предметов, действительно и настоятельно требующих новые положительно полезные расходы. За полезное увеличение расходов все другие ведомства награждаются успехом дела и общею благодарностью», а министр финансов, в случае если он вынужден сокращать расходы, всеми порицается[362], «…но ожидать, чтобы он постоянно делал из дважды два — пять, это значит предаваться намеренному заблуждению»[363].

После отставки В. Н. Коковцова не было экономических сил, которые сожалели бы о его уходе. «Русское богатство» так прокомментировало это: «Хороших слов для него не оказалось ни в правой, ни в умеренной, ни в прогрессивной и левой прессе. И даже в официальных актах, оглашенных одновременно с отставкой, его финансовая политика нашла лишь условную похвалу и довольно решительное неодобрение. Разные внешние обстоятельства, которыми сопровождалась отставка, вызвали некоторое сочувствие к гр. Коковцову, как к человеку. Но и это сочувствие высказали почти одни его ближайшие сотрудники по министерству финансов»[364].

В конечном итоге даже положительные моменты финансово-экономического управления страной под руководством В. Н. Коковцова признавались с оговорками. Содействие учреждению мелкого кредита и кооперативному движению было, но оно признавалось недостаточным, а ввиду отсутствия ряда законодательных актов и трудноосуществимым[365]. Действительно, как показывает конфликт с А. В. Кривошеиным, этот упрек был закономерен.

Второе обвинение В. Н. Коковцову было связано с тем, что он поддерживал высшие классы дворянского сословия, «буквально перекармливая их, давал им больше, чем могла вместить их производительная энергия»[366]. Учрежденный 31 мая 1860 г. Государственный банк России, в котором сосредоточилось все государственное кредитование на краткосрочный период, на протяжении своей деятельности имел свои призванием развивать промышленность, сельское хозяйство. На самом деле Госбанк занимался в большей степени «не кредитованием торговли, промышленности и сельского хозяйства, не совершенствованием разнообразия платежно-расчетных инструментов, а ликвидацией задолженности старых казенных банков, накоплением запаса для денежной реформы, поддержанием вексельного курса кредитного рубля на внешних рынках и периодическим предоставлением „неуставных ссуд“ терпящим бедствие коммерческим банкам»[367]. В. Н. Коковцов, придя к управлению министерством финансов, стал контролировать деятельность Государственного банка. Сумма по учетным операциям и остаткам на специальных текущих счетах под векселя на 1 января 1914 г. составляла 595,7 млн. руб. На этот период банк ссудил на процентные бумаги 202,6 млн. руб., сельским хозяевам дал кредит на 68,1 млн. руб, промышленникам — 16,5 млн. руб[368]. С. Ю. Витте привел данные, что в 1910 г. учетно-ссудные операции Государственного банка, «содействующие высшим классам», достигали максимальной цифры 385 млн. руб., а в 1913 г. они дошли до 1,100 млн. руб.[369]

Таким образом, представление более полной картины социально-экономических преобразований XIX — начала XX вв. определяет и раскрывает в первую очередь развитие национальных правовых институтов России в области аграрного, промышленного и торгового законодательства, а также показывает стагнацию государственного управления при крайне неэффективной финансовой учетной политике, отождествляющей в себе самодержавие и консерватизм.

Рубеж XIX–XX столетий были ознаменованы кардинальными сдвигами во всей системе мирового хозяйства: шел активный процесс модернизации тяжелой промышленности, укрупнение предприятий, их объединение в монополистические союзы. При этом для России остро стоял вопрос определения в выборе долгосрочного приложения финансовых сил. Традиционно он решался путем не частных, а преимущественно государственных инвестиций. В. Н. Коковцов был также проводником этой линии: при