А потом, когда уровень опьянения достиг максимума, а здравомыслие – минимума, по залу поползли шепотки, передаваясь всем, до кого могли дотянуться зачинщики. Когда мы с Катюшей спокойно сидели и поедали очередной салатик, собираясь вскоре отправляться домой, рядом оказалась та самая обожающая Соломинцева Леночка. Она протягивала шапку, внутри которой виднелись маленькие белые клочки.

– Вытяни бумажку?

Я, чтобы поскорей отвязаться от нее, даже не подумала и, протянув руку, достала первый попавшийся обрывок. Взглянула на него – крестик. Посмотрела более осмысленно, соображая, что дело нечисто. Что это значит?

– Это… что? – в последний момент успела остановить я Лену.

– Как что? Традиция! – Она похлопала глазами. – Я тоже тянула, но не повезло. – И продемонстрировала пустую бумажку.

– И в чем же заключается «традиция»? – подбодрила ее я.

Ленка охнула, падая на ближайший стул, и окинула нас с Катей удивленным взглядом. Мы ответили скептическими. Я для полноты эффекта выложила на стол бумажку с крестиком.

– Так свидания же… – пробормотала Лена. – Участвуют все одинокие до тридцати пяти лет. Вдруг повезет?

С горем пополам из нее удалась вытрясти все подробности «молодежной забавы», проводимой на каждом мероприятии компании после ухода шефа. Все подозревали, что дед о ней знал, но не ругался, а значит, поощрял продолжать.

Итак, в офисе имелось четыре комнаты отдыха: по одной на каждом этаже. Ближе к полуночи – они что, оборотни? – из закромов вытаскивались две шапки со жребием. В каждой множество белых листков и всего четыре меченых. Счастливая случайность отбирала восемь участников, среди которых потом устраивались пресловутые свидания вслепую. Совсем вслепую. Участникам завязывали глаза, выбирали секундантов и отправляли с ними в комнаты. Повязки не разрешалось снимать, пока не угадаешь, кто сидит перед тобой.

Абсолютная. Бесповоротная. Бесконечная. Тупость!

Я честно собиралась отказаться, сбежать к чертовой матушке, чтобы провести ближайшее время дома, в тишине и спокойствии. Но Кате идея понравилась. А если подруга что-то решила, отвертеться сложно.

– Нет-нет-нет, я никуда не уйду. Ты участвуешь, я – секундант. Будет весело! – затараторила она, когда Лена убежала раздавать жребий остальным.

– Чем же? Меня засунут в комнату с незнакомцем, с которым еще придется поддерживать беседу.

– Вас же не целоваться заставляют, а разговаривать. Я буду рядом, или в комнате, или за дверью. К тому же, сама знаешь, у меня легкая рука. Вытяну тебе самого красавчика.

Сопротивляться не было смысла, поэтому я грустно кивнула. Ничего, поговорю немножко и уйду. А у Катюши рука действительно легкая, ни разу не подводила.

Сбегая от расстроенной подруги подышать свежим воздухом, Катя никак не ожидала, что ее мгновенно перехватят за запястье чьи-то цепкие пальцы.

– Екатерина? – поинтересовался тот самый Роман, о котором Энжи говорила половину вечера. С намеками говорила, но и сама Катюша не лыком шита.

– Да? – задумчиво прищурившись, протянула она.

– Энжи ведь участвует в игре? Я, кажется, заметил…

– Тоже участвуешь? – Прозвучало лукаво. Катя с самого начала вечера подозревала, что парень что-то скрывает.

– Я? – на лице Романа отразился шок, потом понимание. – О не-ет.

– Тогда… есть какие-то «другие» планы? – Катя прикусила губу, ловя догадку за самый хвост. Интересная идея.

– Именно, – довольно отозвался парень. – Наслышана?

– О да.

– Мы вторые. Выбирают женские секунданты, будет предложено просто сказать любой номер от одного до четырех. Вы вытянули первые, я заметил. Так что первые и будете выбирать.

– Предлагаешь выбрать вас?

– Да.

– Я подумаю.

Катя легко высвободила руку у Маркова и вернулась в зал. Ромка предвкушающе ухмылялся, глядя ей вслед.

Он не сомневался, что подумает Катя качественно. И в его пользу.

Не представляя, какого черта ввязалась в эту авантюру, я сидела за столом и уныло колупала вилкой бутерброд. Правило «не съем, так надкусаю» прекрасно действует на всех праздниках, поднимая настроение. Минутка вечериночного вандализма: когда хочешь кого-то убить (например, Соломинцева или Леночку), можно по крайней мере поиздеваться над колбасой, выковыривая острым металлическим зубцом кусочки жира. Представлять в этот момент ничего не нужно, просто сосредоточиться на процессе. Хотя, конечно, если колбаса – это Стас…

Одиночество мое длилось недолго, вернулась Катюша. Она зябко куталась в кофту, которую, в отличие от меня, додумалась взять, и была невероятно задумчива.

– Кать, что случилось? – поинтересовалась я, отрываясь от расчленения злейшего врага в виде колбасы.

– Ммм? – витающая в облаках подруга снизошла до того, чтоб обратить на меня внимание. – Ничего. Просто небо сегодня красивое.

– На улице пасмурно и темно, – нахмурилась я. – Какое небо?

– Красоту нужно уметь видеть, – загадочно заявила Катя. – Иногда она таится в мгновениях.

Возможно. Но для меня сейчас в мгновениях таилось только нежелание никуда идти. Я понимала, что, возможно, будет весело, что кусаться никто не станет (не Соломинцев же), но нет. «Эй, я хотело всего лишь растоптать Стаса, а не какого-то непонятного левого мужика», – молило подсознание.

– Идем? – предложила Катюша, не получив ответа.

– Может, не стоит? – вяло заупрямилась я. – Для тебя это «будет весело», а у меня какое-то дерьмовое предчувствие.

Катя нахмурилась, мгновенно меняясь в лице. Скрестила руки на груди, поджала губы.

– У меня предчувствие отличное, Энж. Сейчас же вставай и пошли. Пока ты на каблуках доковыляешь до холла, как раз время подойдет.

– Спасибо за понимание, мамочка, – проворчала я в ответ, но все же отодвинула бутерброд в сторону и поднялась. Ладно, попробуем, сегодня вечер странностей. – И, к слову, не так уж погано я на каблуках хожу…

В холл, где собирались участницы для какого-то там суперпоследнего жребия, мы явились первыми. Катя сразу же кинулась к выступавшей в роли импровизированной ведущей Леночке, пошепталась с ней и забрала плотную тканевую повязку. Не шарф, в котором сквозь дырочки в пряже можно что-то подсмотреть, а дурацкую ни капли не просвечивающую повязку. Катенька, милая, а можно завязывать не плотно?

Моим мысленным мольбам Катюша не вняла, туго затянула повязку, полностью отрезая возможность хоть как-то сжульничать, а потом, осторожно придерживая меня за локоток, направилась к будущей «камере заключения».