вопрос Правдивого Повествователя здесь оказывается наглядным примером этого явления: «Кто сказал тебе, что не на свете настоящей, верной, вечной любви?». Совершенно очевидно, что автором, то есть самим Михаилом Булгаковым, задумывалось и ожидается, что у неподкованного читателя должна быть одна и та же реакция на этот вопрос, когда тот с ним впервые сталкивается, становясь перед ним лицом к лицу: читатель должен стать перед лицом самого факта, что он в самом деле так всегда и думал – что такой любви в действительности нет и не может никогда быть, но просто в себе самом это никак не озвучивал – словесно не формулировал, а за него это сделал сам Михаил Булгаков. И тут дело не столько в том, что нужно понимать под этой любовью, сколько в том, что саму возможность таковой любви никто не допускает: если вообще может быть любовь, значит, она может быть и настоящей – такой, какой ее описал Правдивый Повествователь. И поэтому важно прежде всего не то, знает ли человек, в каком виде она становится настоящей, или нет, а то, что он считает, что ее не может просто даже быть: если человек все-таки точно узнает, когда она настоящая, это разве как-то повлияет на его веру, что ее нет?

Вопрос Правдивого Повествователя – это вопрос, на который всегда следует молчание. Как мы уже сказали, если неподкованный читатель начинает читать 19-ю главу впервые в своей жизни, этот вопрос как громом падает на его голову, сбивает его с толку, и это все потому, что ему нечего на него сказать. Весь скептицизм теряет свою силу, переходя в полное бессилие. Вся жизнь человека до гробовой доски, все попытки доказать другим, в том числе и себе, что нет настоящей любви, являются не чем иным, как именно внутренней, немой и бесконечной борьбой с этим вопросом, на который никто не в силах ответить, как будто тут какой-то дьявол спрашивает. Человек не может найти в жизни какого-то реального довода, после которого он бы смог полностью убедиться в невозможности и неосуществимости любви с тремя перечисленными свойствами. Поэтому, когда мы видим, что какой-то человек пытается уверить нас в том, что невозможно создать чисто и искренно любящую пару, это всегда без какого-либо исключения означает, что на самом деле данный человек пытается не столько уверить нас в том, что нет настоящей любви, сколько себе самому что-то ответить на тот вопрос, который задал нам автор «Мастера и Маргариты». Здесь прежде всего себя человек пытается уверить в том, на что пытается открыть глаза другим. Этот вопрос централен для человека, он не стоит где-то в стороне, в уголке, на обочине или особняком, не является каким-то частным вопросом, а находится в самом центре человеческой души, в самой ее сердцевине. Кого мы ни спросим: «Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?», в ответ мы получим одно молчание, то есть ничего. Именно так: это вопрос, после которого всегда следует молчание.

Наиболее спорным и не имеющим окончательного ответа моментом в отношениях между Мастером и Маргаритой была продажа души дьяволу со стороны последней. Было ли это проявлением любви? Можно ли сказать, что она тут поступила как любящий человек? И разве мы можем назвать любовью отчаянный шаг, на который решается человек, когда у него нет никакой надежды, кроме как обратиться к темным силам? Мы точно этого не знаем, но и просто узнать тоже не можем. И вот почему. Для начала скажем, что ничего хорошего в том, чтобы заложить своему душу самому сатане, нет и не может быть. Само собою разумеется, что вступать в общение с бесами и темными силами никому нельзя, так как это ни к чему хорошему не ведет. Но сам шаг по себе непозволительный шаг, на который пошла Маргарита, еще не свидетельствует о том, что это не было с ее стороны проявлением любви к Мастеру, так как тут можно сказать, что человек погибает, но погибает, как сама выразилась Маргарита, из-за любви. А было ли это в самом деле любовью, мы не можем узнать только потому, что, если бы человек знал это, ее уже бы просто не было. Если бы Маргарита знала, что она идет на жертву, то та перестала бы быть как таковою. И поэтому мы не можем знать, какая любовь точно настоящая, потому что, если бы мы знали об этом, она уже не была бы любовью. Здесь, таким образом, ситуация со страшным и отчаянным решением Маргариты имеет неоднозначную оценку: с одной стороны, мы не можем сказать, что это была любовь, так как знание об этом ее исключает, обращает в ничто, оставляя от нее одно только слово, с другой стороны, как раз именно то, что Маргарита сама точно не знала, не была уверена в том, совершает ли она жертву ради Мастера своею сделкой с дьяволом или нет, свидетельствует о том, что это любовь, причем настоящая, так как без этой характеристики ее не может быть. Правда, эта неоднозначность в данном вопросе совсем не означает какую-то неопределенность и тем более какой-то произвол – что будто бы, не зная, какая любовь настоящая, человек может принимать за нее все, что душа пожелает. Мы лишь хотим сказать, что Маргарита ни за что не пошла бы на такой шаг, если бы она точно знала, что ни жертвой, ни проявлением ее любви это не является, так как с ее стороны и со стороны любого вообще человека это было бы психологически невозможно. И добавим к этому, что любовь – это далеко не единственное в мире явление, которое сопряжено с неоднозначностью, не имеющей при этом ничего общего с неопределенностью и произволом. Так, мы испытываем к своим друзьям или родным доверие, но доверие не было бы доверием, если бы мы знали, что это чувство не может послужить нам когда-то разочарованием. Тем не менее прежде чем доверять кому-либо, мы сначала должны изучить человека. Мы должны, например, сначала узнать, всегда ли он оправдывал доверие к себе или нет. Но, как бы ни был надежен человек, все равно тот может нас в любой момент разочаровать. Или можно привести такой не менее удачный пример. В фильме «На грани» (1997) было замечательно сказано, что испытания никогда не приходят к нам в той форме, которую мы предпочитаем. И это понятно: будь они в такой форме, они уже не были бы испытаниями, иначе проверка самого