Резная стенка, отделявшая священника от кающегося, была пробита. На теле лежал лист бумаги формата А4, и на нём было написано слово «лжец», подчеркнутое три раза и написанное заглавными буквами.

— О, чёрт! — это были единственные слова, которые мог сказать испуганный муж.

Он застыл в нерешительности, отступая назад. Затем он достал мобильный телефон, но тот вывалился у него из рук и грохнулся на пол. Он наклонился, чтобы подобрать его, не решаясь отвести взгляд от тела. Он искал упавший телефон, не глядя. В конце концов он нашёл его и кое-как набрал номер экстренной службы.

***

Через тридцать минут собор был полон народа. Врачи скорой помощи, полицейские в форме и в штатском, техники — все были чем-то заняты. Тело положили на носилки. После того, как были получены первые показания, обнаружившая труп пара была взята на попечение медиков. Женщина, казалось, так и не могла оправиться от своего ужасного открытия, и врач ввел ей транквилизатор.

Комиссар Барде повернулся к своему помощнику, инспектору Лямотту, и вопросительно посмотрел на него. Тот достал из кармана видавший виды блокнот.

— Жертва — приходской священник. Отец Жан-Пьер Паком. На первый взгляд, ничего выдающегося. Тип — как все, всё обычно. Доктор Вердье в лаборатории просмотрит то, что мы нашли, но там практически ничего нет.

— Может, ничего и нет, но парня все-таки задушили и назвали лжецом. Наверняка, должно быть что-то ещё.

— На первый взгляд, его задушили ремешком от его же ризы. Если повезёт, мы сможем найти на нём следы ДНК. Ребята обыскали ризницу, и они сейчас работают в его служебной квартире, которая находится рядом. Мы будем держать вас в курсе.

— Это палантин, малыш, его задушили палантином священника, используемым для исповедей, а не ремешком. Хорошо, действуй.

Быстро проведённое предварительное расследование по делу отца Пакома вообще ничего не дало. Никаких серьёзных зацепок не появилось. Все показания свидетелей рисовали образ человека без проблем, доступного, общительного, эффективного в своих действиях. Даже попытка покопаться в гипотетических сексуальных историях с несовершеннолетними ничего не дала. Он никогда не делал резких движений и никогда не был связан с подозрительными молодежными группами. Никаких слухов, никаких сплетен. Всё, что удалось найти, это было утверждение соседки, которая сказала, что священник играл до поздней ночи с игровой приставкой, что она лично считала неуместным для представителя церкви. Многочисленные игры, найденные в квартире, подтвердили приверженность священника к играм-стратегиям и в некоторой степени к гонкам. Ни одного файла или носителя порнографического характера, никаких денег, долгов или странных вещей. Короче говоря, ничего такого, что могло бы объяснить, за что его назвали лжецом и убили.

Позже, во второй половине дня, в соборе восстановилось спокойствие. Из него вышли последние полицейские, и только яркая красно-белая сигнальная лента ограждала то, что свидетельствовала о недавней расправе, обрушившейся на ни в чём не повинного священника.

***

Он спал на скамейке в парке. Ему было холодно, и у него всё болело. Он больше не возвращался в свое прежнее жильё. Чтобы выжить, он болтался по рынкам и подбирал подпорченные фрукты и овощи, выброшенные торговцами. Он встал и быстро разгладил одежду. Он должен был снова действовать.

***

Комиссар Барде стоял на церковной паперти. Он поднял воротник своей бежевой куртки, чтобы защитить себя от ветра. Затем он поискал в карманах кисет, чтобы разжечь очередную трубу. В этот момент к нему подошел расстроенный инспектор Лямотт.

— Ничего не понимаю, шеф, с какой стороны тут подступиться?

Они отошли, чтобы пропустить носилки, на которых несли тело, покрытое простыней.

— Надо побольше думать и поменьше болтать…

— Господин комиссар?

Жорж Барде обернулся. Сотрудник полиции в форме делал ему знаки рукой. Рядом с ним стояла женщина. Он подошел к ним.

— У нас появился свидетель! Мадам видела всё. Она видела, как какой-то тип задушил священника. Он заговорил с ней, а потом ушёл, даже не тронув. Вы можете поверить в такое?!

— Итак, мадам, что вы тут рассказываете?…

Женщина испугалась и с трудом выдавила из себя.

— Это он говорил.

— Что конкретно он говорил?

— Что он тоже священник.

Комиссар Барде и инспектор Лямотт удивленно посмотрели друг на друга.

— Он также говорил, что уже умер один раз.

— Вы уверены, мадам… Мадам…

— Мартинон.

— Вы уверены, мадам Мартинон?

— Да, да… Он говорил с ним, пока… О, боже!..

Она зарыдала, и инспектор Лямотт протянул ей пачку бумажных платков.

— Не торопитесь, мадам. Давайте, обо всём по порядку…

***

— Но мы же не можем поставить под охрану всех священников!

— У тебя есть какое-то другое предложение? Очевидно, ему нужны только они. Несмотря на то, что он полный псих, он не тронул мадам Мартинон, когда она увидела, что и как он натворил. Он зол только на священников. Значит, мы будем следить за священниками. Обратись также в канцелярию епархии, не упусти там ничего.

— Но что я им скажу?

— Ты спросишь их, не знают ли они священника, который умер, а потом воскрес.

— Я не хочу выглядеть идиотом!

— Но это же их территория — подобного рода истории…

***

Убийство второго священника не успокоило его гнева и разочарования. Он сидел на скамейке в парке. Отчаяние мешало ему думать. Он поверил. Он всегда верил во всё это. Действительно верил. И теперь всё разрушилось. Оказывается, ему все время лгали. Они его обманывали, увлекая миражами. Они, они, они… Но кто были эти «они», если не священники. Хранители правды, чёрт бы их всех побрал! Но теперь он точно знал. И они, продолжавшие лгать, должны заплатить за это. Он сказал этому священнику, что всё знает. Но тот начал спорить, заявил ему, что нельзя делать общие выводы на базе его личного опыта, и призвал его молиться ещё сильнее, чтобы не впасть в уныние, которое считается грехом серьёзным и очень тяжким. Он заявил, что грех — это поступок, совершённый вопреки Закону божиему и по сути являющийся виной перед богом. Он напомнил, что ничто не должно раздражать нас и приводить в уныние, что надо смиряться и обращаться к богу с усердной молитвой. Молиться? Но это для него уже ничего не значило. Этот человек не только ничего не понимал, но и отказывался смотреть правде в глаза, и, поливая его запутанными словами, он поощрял его, утверждая, что всё это есть испытание, которое нужно преодолеть, и что он должен пережить это, и… Эти слова реально взбесили его. Он бросился на него, крича, чтобы тот замолчал, что он несёт какую-то ерунду, что он вообще ничего не знает.