время после обнародования октябрьского манифеста в 1905 году политика правительства во главе с П. А. Столыпиным сводилась к следующему: «Сначала успокоение, потом реформы». На плечи П. А. Столыпина легла неблагодарная задача восстановления порядка в стране, и он с ней успешно справился, пусть и весьма крутыми мерами. И справедливости ради следует заметить: иначе как суровыми методами восстановить порядок скорее всего было бы невозможно. И еще, опять же ради справедливости, необходимо добавить: П. А. Столыпин предпринял ряд важных шагов в направлении реформ — взять хотя бы его законопроекты об аграрной реформе и всеобщем начальном образовании. Но реформы, предпринятые под его руководством и под руководством его преемника, все еще носят частичный характер, а на практике правительство по-прежнему одной рукой отбирает, урезает и ограничивает то, что оно же дает другой рукой.

Отчасти это связано с постоянным внесением оговорок и поправок во все новые законы, проникнутые духом либерализма, — поправок, в результате которых возникают препятствия для практического действия этих законов, — а отчасти с низким качеством местной администрации, чьей обязанностью является толкование и исполнение законов. Как правило, чиновникам местных администраций, за счет характера такого толкования, успешно удается принести дух закона в жертву его букве, лишить законы их подлинного смысла и на практике превращать их в пустые бумажки.

Подобная политика неизбежно вызывает гнев у населения.

Рассмотрим вопрос поподробнее.

Манифест от 30 октября обещал, во-первых, учредить законосовещательное и законодательное собрание, без одобрения которого в дальнейшем не будет принят ни один закон; и, во-вторых, предоставить людям полные гражданские права — а именно, личную неприкосновенность, свободу совести, свободу печати, свободу собраний, право объединяться в союзы и ассоциации.

В какой степени и каким образом эти обещания выполняются? Насколько все это стало практическим фактором политической жизни сегодняшней России?

Начнем с Думы.

Мы уже убедились, что Дума обладает значительным косвенным влиянием, и одно ее существование, независимо то того, насколько успешна ее законотворческая деятельность, меняет систему правления в России. Но, несмотря на это, полномочия, а точнее, власть Думы, отчасти оказались парализованы из-за отношения центрального правительства к этому органу.

Отношение правительства к Думе весьма своеобразно. Во-первых, за счет собственного толкования законов, внесения в них оговорок и поправок, правительство пытается где только можно урезать полномочия, предоставленные Думе, особенно в том, что касается государственного бюджета. Во-вторых, оно буквально заваливает Думу множеством неактуальных или второстепенных законопроектов, чтобы не допустить ее к решению более насущных и важных вопросов.

В этом состоит одна из причин, по которым любому существующему недовольству не дают угаснуть: действуя таким образом, правительство постоянно раздувает тлеющие угли недовольства, а когда оно вспыхивает, подпитывает это пламя, понемногу, но постоянно подбрасывая в костер все новые поленья.

Итак, пока что мы установили одну причину недовольства — отношение правительства к Думе, и это отношение, если коротко, состоит в следующем: оно делает все возможное, чтобы не допустить превращения Думы в реальную силу, в важнейший фактор государственной жизни, и пытается сделать из нее пассивный придаток к государственной машине.

Теперь возникает второй вопрос: как центральное правительство относилось и относится к остальным обещаниям, сформулированным в Манифесте от 30 октября? Я рассмотрю эти обещания одно за другим, но прежде уместно будет заметить, что в настоящее время все дела, связанные с обещаниями, изложенными в Манифесте 1905 года, регулируются не законами, принятыми Думой, а временными положениями. Очевидно, что во временные положения легко вносить поправки, и эти поправки представляют собой отход от первоначальной направленности таких положений. Более того, все временные положения толкуются чиновниками на местах, которые неизбежно трактуют их по собственному произволу и необычайно искушены во всяческих увертках, самооправданиях и вообще отступлениях от данных обещаний, причем почти всегда в интересах реакции. Теперь возьмем данные обещания по порядку.

(1) Неприкосновенность личности — в этом вопросе не было сделано практически ничего. Соответствующий законопроект правительство внесло на рассмотрение третьей сессии Думы последнего созыва, но он был ею отклонен, поскольку не затрагивал суть вопроса. Позднее был внесен еще один законопроект, но он пока не претворен в реальность. Действующие законоположения на этот счет кратки и четки. Они гарантируют подданным несколько замедленную процедуру рассмотрения правомочности ареста судом и сведены в двенадцать сжатых статей. Но если вы купите книгу с изложением этих двенадцати коротких статей, вы убедитесь, что они сопровождаются целым томом поправок, разъяснений и правил, относящихся к особым обстоятельствам. На практике эти исключения касаются в основном так называемых государственных преступлений, но вследствие этого множества поправок центральные и местные власти могут расширять свое определение государственного преступления почти до бесконечности. Толкование этих законоположений становится до безграничности растяжимым, и в результате люди, имеющие не больше отношения к политике, чем жители Луны, могут легко попасть под подозрение в государственном преступлении, а повседневная жизнь обычного человека затрагивается последствиями исключений, внесенных в четкое законодательство, принятое первоначально для рассмотрения дел, относящихся к одному исключительному обстоятельству, а потому касавшееся лишь незначительного меньшинства граждан.

Повторим: действие всех обыкновенных законов страны может быть приостановлено или аннулировано вступлением в силу временных положений, которые вводятся властями в качестве административных мер в районах, где происходят или предполагаются волнения.

На деле эти временные меры представляют собой локальные формы и оттенки военного положения. В соответствии с ними в той или иной местности объявляется «положение усиленной охраны» или «положение чрезвычайной охраны».

Эти два режима «чрезвычайного положения» могут вводиться министром внутренних дел по решению Совета министров, которое должно утверждаться императором.

В рамках «положения усиленной охраны» генерал-губернаторы, губернаторы и градоначальники получают право во внесудебном порядке наказывать за любое нарушение издаваемых ими постановлений штрафом в размере не более 500 рублей (50 фунтов) и арестом на срок не более трех месяцев. Кроме того, и среди прочего, они вправе запрещать общественные и частные собрания, закрывать торговые и промышленные предприятия и воспрещать любому человеку пребывание на территории соответствующей местности.

При «положении чрезвычайной охраны» их полномочия еще больше усиливаются. В частности, полиции могут быть предоставлены особые полномочия, а «известные» преступления — выводиться из юрисдикции обычных судов и рассматриваться военными судами, выпуск газет и других периодических изданий может приостанавливаться, а учебные заведения — закрываться на срок не более месяца. И сейчас многие местности в России остаются на «положении усиленной охраны», и хотя время от времени читаешь в газетах, что в том или