уверенностью: все изъяны, препятствия, опасности, связанные с критикой, ограничения свободы слова, вероисповедания и других гражданских свобод, о которых я упоминал, естественно, куда непосредственнее затрагивают образованные слои населения, чем его основную массу — большинство, то есть крестьян, — чье экономическое положение в настоящий момент лучше, чем когда-либо раньше. Следовательно, даже если это большинство недовольно, было бы разумно предположить, что в нынешних обстоятельствах лишь какой-то очень мощный катализатор способен усилить это недовольство до взрывоопасной степени.

Кроме того, то, что относится к крестьянам, в определенной степени можно сказать и об остальном населении. Население в целом в настоящий момент благополучно в материальном плане, и его обиды недостаточно остры и сильны, недостаточно велики, чтобы градус недовольства повысился до точки кипения. Когда существующее ныне недовольство станет ощущаться достаточно широко и глубоко, чтобы сподвигнуть обычного человека к действиям, а человека, считающего, что для него закон не писан, — к насилию, может произойти вспышка — если не предвосхитить ее своевременными реформаторскими мерами, которые устранят причины недовольства.

Пока ни центральная власть, ни местная администрация не делают никаких шагов в этом направлении. В настоящий момент местная администрация сколачивает себе капитал на страхе перед революцией и революционным движением, признаков существования которого почти нет или вовсе нет, и заражает этим страхом центральный аппарат. И местная, и центральная администрация постоянно предпринимают шаги, принимают небольшие репрессивные меры для противодействия угрозе, которая, по мнению большинства людей, существует лишь в воображении сыщиков. Но если такой курс будет продолжаться, более чем вероятно, что чиновничеству со временем удастся превратить эту опасность из воображаемой в реальную, или точнее, создать ту самую опасность, которой она боится, и порождением этого «пугала» — страхов чиновничьего аппарата — станет новая революция в России.

Недавнее революционное движение в России оказало на население разрушительное, аморальное воздействие: оно породило в низших классах волну хулиганства, а в образованных классах — тенденцию к анархическому мышлению и поведению. Оно также отрицательно сказалось на морали мелких чиновников и государственных служащих, и если подавляющее большинство необразованных и образованных людей автоматически вернулись к равновесию, благодаря нуждам повседневной жизни и природной склонности к здравомыслию, то в отношении чиновников это аморальное воздействие оказалось более устойчивым. Они уже привыкли отвечать на чрезвычайные обстоятельства и незаконные действия произвольными мерами и противозаконными средствами, и теперь им трудно избавиться от этой привычки. И чем ниже ступень чиновничьей иерархии, тем очевиднее проявляется эта аморальность.

При этом именно с мелкими чиновниками население имеет дело напрямую. В результате эффект от их действий ощущается постоянно, и это вредный эффект. Пока «сверху» не будет что-то сделано, чтобы исправить такое положение вещей, тлеющие угли недовольства, как я уже говорил, никогда не остынут, и в конечном итоге могут вызвать пожар весьма тревожного масштаба.

Глава VI

Типичный русский

Большая опасность для всякого, кто изучает русскую жизнь, — за деревьями не увидеть леса. Когда дело касается России, этот соблазн особенно велик, поскольку отдельные деревья необычайно интересны — под «деревьями» я подразумеваю не только людей, но и состояния, тенденции, идейные течения, своеобразные типы и политические партии. Подобные типы, точки зрения или политические группировки, как бы они ни были интересны сами по себе, редко представляют среднюю, типичную тенденцию; тем не менее иностранцы зачастую по определению полагают: они не только типичны, но кроме них даже вообще ничего не существует.

Было время, когда считалось — Россия состоит исключительно из нигилистов и полицейских. Позднее место нигилистов заняли социалисты-революционеры, а в противоположном лагере главную роль играли провокаторы — именно такое общее впечатление создавала зарубежная пресса.

Конечно, это общее впечатление основано на реальной действительности. Нигилисты в свое время, естественно, существовали, строили свои заговоры, бросали бомбы. Что же касается социалистов-революционеров, то их, действительно, было огромное количество, а агентов-провокаторов тоже расплодилось столько, что, казалось, становиться эсэром уже не имело смысла. Эти группы и в историческом, и в психологическом плане заслуживают тщательного изучения, но они представляли типичного русского не более, чем фабианцы[71] и радикалы-суфражистки[72] представляют типичного англичанина или англичанку.

Кроме того, есть интереснейшие типы, созданные мастерами слова. Так, у Достоевского мы видим неврастеника-убийцу Раскольникова, холодного, расчетливого политического интригана Верховенского, необузданного, мятущегося Дмитрия Карамазова. Можно вспомнить и тургеневского бескомпромиссного интеллигента Базарова, его же пылкого бездельника и непризнанного гения Рудина, толстовского Левина, нищих-анархистов Горького. Все эти персонажи — один интереснее другого, у всех у них есть качества русского человека — и только русского. Но никого из них не назовешь типичным русским, поскольку гений, создающий героев вроде Лира или Фауста, не пытается изобразить среднего человека — он творит синтетический образ человеческой души, так что каждый увидит в зеркале художника частичку самого себя. Тем не менее этот образ больше и шире природы, он выходит далеко за пределы черт среднего человека, несет в себе все возможности, способности и страсти человеческой души — все струны этого удивительного музыкального инструмента, весь его диапазон, всю его палитру.

И герои русского писателя — того же Достоевского — позволяют нам взглянуть на синтез русской души, во всей ее неизмеримой глубине, со всеми ее уязвимыми местами, во всех ее необузданных крайностях, в высочайших проявлениях восторга и отчаянья. В результате их можно назвать портретами типичного русского не более, чем Лира — портретом типичного англичанина, хотя эти герои — русские до мозга костей, как Лир — до мозга костей англичанин, а Фауст — до мозга костей немец, пусть и имеет мало общего с типичным немецким бюргером.

Вот один из результатов воздействия гения русских писателей на иностранное общественное мнение: они создали общее впечатление о том, что Россия — это страна «сплошного уныния». Дело в том, что большинство русских писателей и поэтов предпочитают трагические сюжеты, а своих персонажей рисуют в мрачных тонах.

Ничего особо странного в этом нет. У счастливых людей, как и у счастливых стран, нет истории, и если вы беретесь за драму, а тем более трагедию, семейные злоключения царя Эдипа или Отелло, очевидно, дают автору более плодотворный материал, чем супружеская жизнь Дарби и Джоан или Филемона и Бавкиды[73]. И даже если писатель намерен создать комедию, он скорее всего выберет темы и материал, пригодные для беспощадной сатиры