– А ну-ка, присядь!

Он взял ее за руку, в которой она держала заряженный шприц, усадил на стул в изголовье своей кровати. Отвернув голову, Лена попыталась высвободить руку, но хватка у Фарадея даже сейчас крепкая.

– Ты же не хочешь, чтобы я вызвал охрану? – спокойно спросил он.

Лена встрепенулась, в смятении глянула на него. И шприц вывалился из ее руки, упал на край постели, откуда скатился на пол.

– Зачем охрану? – Голос у нее звонкий, мелодичный, будет очень жаль, если он погаснет навсегда.

– Вот я и говорю, зачем?

Плохо ему, очень плохо, но при этом он уже может говорить. Значит, организм успешно борется за выживание. Значит, когда-нибудь он отсюда выйдет как живой человек, а не как покойник – ногами вперед.

– У тебя, наверное, с деньгами проблемы, да?

– При чем здесь это?

– При том, что тебе деньги нужны, а они их предложили. И ты согласилась меня убить… Что там в шприце?

– Лекарство, – побледнела девушка.

– А если нет?.. Ты хоть понимаешь, что с тобой будет, если там не лекарство?

Лена обреченно уронила голову на грудь.

– А если во всем признаешься, то будешь жить, – сказал он. – Это я тебе обещаю.

– У меня брат бизнесом хотел заняться, – пришибленно пробормотала она. – Денег много занял…

– И прогорел, да?

– Да… Он должен много денег. А они мне их дали…

– Уже дали?

– Да. Сказали, что больше не придут, а просто убьют, если я не сделаю…

– Так что там в шприце?

– Инсулин… Много инсулина… Смертельная доза…

– Хороший ход, – усмехнулся Фарадей. – Инсулин не оставляет следов… Ты убить меня хотела, Лена. Ты это понимаешь?

– Да! – закрывая лицо ладонями, снова опустила голову девушка..

– Кто дал тебе деньги?

– Не знаю. Он не назвался…

– В лицо его запомнила?

– Да.

– Я обещал тебе, что ты будешь жить. Но не сказал, что ты будешь жить на свободе. Тебе придется ответить за свой поступок. Возможно, тебя посадят в тюрьму…

Он уже собирался вызвать охрану, когда дверь открылась, и в палату в сопровождении врача вошла уже знакомая ему женщина.

– Марина Германовна, рад вас видеть! – стиснув зубы от боли, скривился в беспомощной улыбке Фарадей.

– Вы уже можете разговаривать, Олег Андреевич? – обрадовалась она.

– Я даже могу ловить преступников, – взглядом показал Фарадей на Лену.

Медсестра зарыдала, кулаками размазывая слезы по лицу, но ему уже не было жаль девушку. Он мог бы даже убить ее, и совсем не важно, что совсем недавно испытывал к ней чувство, похожее на нежность.

– Шприц на полу, в нем лошадиная доза инсулина…

Он знал, как действует такая доза, и хотел просветить очаровательного следователя, но ему еще было больно говорить.

Марина Стельмах сама вызвала охрану, велела взять Лену под стражу, шприц уложила в пакет, чтобы отдать на экспертизу. А Фарадею пока сделали нормальный обезболивающий укол. Боль отступала слишком медленно, но лучше так, чем никак.

– Вот так, Марина Германовна, убить меня хотели… Вернее, добить. Мафия, как говорится, бессмертна. Я думаю, это Вайс меня добить хочет. Только я могу сказать, кто в меня стрелял…

– А Калерия?

– Калерия?.. – задумался Фарадей. – Вайс говорил про нее?

– Она была в квартире, когда все это произошло…

– Была. Более того, стреляла в меня… Вайс хитрый, он хотел, чтобы она меня убила. Хитрый и подлый… Представляете, втянул прекрасную женщину в грязное дело. Поставил перед выбором – или он ее убивает, или она стреляет в меня… Она, глупая, не понимала, что Вайс ее все равно убьет… Может, и убил… Я не знаю, где она, но, думаю, он увел ее с собой.

– Свидетели утверждают, что Аникеев не возвращался в квартиру…

– Да? Значит, это сделали его люди. Или вы думаете, он был один? Нет, где-то рядом были его люди.

– Но вместе с вашей сожительницей исчезли ее личные вещи. Думаю, она собрала их в дорогу…

– Умоляю вас, Марина Германовна! Сожительница – это грубо, даже жестоко. Калерия была моей гражданской женой. Мы жили в гражданском браке. В таком же, как и вы с Мишей… Я знал Мишина, когда-то мы пересекались по службе. Очень хороший оперативник, его всегда ставили нам в пример. Говорят, нет такой профессии – «хороший парень». Но именно такая профессия была у вашего мужа. Примите мои соболезнования.

– Вы знаете, что я жила с Мишей? – как-то подозрительно посмотрела на него Марина.

– Я же бывший сотрудник милиции, – в свою очередь удивился Фарадей. – У меня друзья в милиции. И в прокуратуре, кстати, тоже. Неужели вы думаете, что мне было неинтересно знать, кто занимается моим делом? Интересно. Поэтому мои друзья навели о вас справки…

– У вас очень влиятельные друзья. Спецназ вас охраняет…

– Это упрек? – внимательно посмотрел на следователя Фарадей.

Красивая она женщина, сочная, аппетитная, и он был бы совсем не прочь закрутить с ней роман. Хотя бы из деловых соображений. А именно этими соображениями и была сейчас занята его голова. Потому и смотрел на Марину так внимательно, пытаясь разглядеть в ней подвох.

Она возвращалась домой из отпуска в одном поезде с Вайсом. Возможно, между ними тогда возникли серьезные отношения. Сейчас она должна была ненавидеть Вайса, но вдруг до нее дошло, что не он виновен в гибели Мишина. Что, если у них любовь и Марина собирается развалить дело? Тогда ее нужно опасаться. А еще лучше перетянуть это одеяло на себя. Ведь внешне Фарадей ничем не хуже Вайса, даже лучше. И еще он как минимум так же крут. Будет здорово, если Марина влюбится в него. И для самолюбия приятно, и для дела хорошо.

– Нет. Это похвала… Аникеев – опасный преступник, и вас нужно беречь, – совершенно серьезно произнесла Марина.

– Я так понимаю, вам нужно провести опознание.

– Совершенно верно, – кивнула она.

– Но вы же не можете его сюда привести? И я не могу отправиться к нему.

– Мы проведем опознание по фотографии.

– Можете не утруждать себя. Я точно знаю, что это был Вайс.

– Тем не менее формальности должны быть соблюдены.

– Да, конечно… Кстати, мы не закончили разговор. Меня волнует судьба моей Калерии. Вы должны узнать у Вайса… э-э, у Аникеева, где она и что с ней стало… Мне больше не на кого надеяться, кроме как на вас, Марина Германовна. Я слышал, что вы отличный следователь, и почему-то совсем в этом не сомневаюсь… Мне даже кажется, что на месте Аникеева я бы не удержался и сознался бы вам во всех своих преступлениях.