Пока я шла, ректор встал, достал из шкафа какую-то странную чашу из синего камня и поставил ее на стол.

— Взгляните, — указал он мне на чашу, которая оказалась наполненной жидкостью, похожей на ртуть.

Жидкость колыхнулась, словно чашу задели рукой, затем покрылась легкой дымкой, и прямо на поверхности появилось изображение, а так же раздался звук.

— Сами, значит, — устало вздохнул ректор, глядя вместе со мной на то, как я принимала клятву о неразглашении от одногруппников, а затем распределяла между ними роли по набегу на кухню. — Сами, — снова повторил он, когда чаша показала, как я отмахиваюсь от Эльзы и говорю, что тренироваться в отправлении вестника буду потом. И тут же я увидела, как Ланделина буквально впечатывает в стену мой вестник, — Сами, — снова произнес ректор, когда мы вдвоем с Заразой подслушиваем у двери. — Сами? — уже спрашивает он, когда Зараза заставляет пенечки прыгать и берет клятву с боевика.

— Кем вы были в своем мире? — спросил ректор после того, как молча убрал чашу, а я так же молча села назад на сиротливый стульчик у двери.

— Не поверите, — горько усмехнулась я. — Если мою должность перевести на реалии этого мира, то я была магистром философии и, соответственно, именно ее преподавала нерадивым студентам.

Что-то упало.

Кажется, это было золотое перо. Во всяком случае, именно его ректор вытащил из-под стола.

— Вы шутите? — серьезно спросил он.

— Какие уж тут шутки, — не менее серьезно ответила я.

— В тридцать лет? К тому же вы больше похожи на вражеского диверсанта, собравшегося уничтожить мою академию, чем на преподавателя философии.

— Диверсантом, причем профессиональным, была моя бабушка Лилолет, а я так, любитель.

— Как, простите? — ректор, убирающий перо в стол, резко дернулся и повернул ко мне сильно побледневшее лицо.

— Диверсантом, говорю, бабушка у меня была, — не понимая, что происходит, повторила я.

— Нет-нет, повторите, как звали вашу бабушку.

— Лилолет. Имя, конечно, у нее необычное, — не понимая зачем, начала объяснять я, — но учитывая, в каких странах она работала, оно ей подходило.

Ректор продолжал смотреть на меня со странным, абсолютно нечитаемым выражением лица, и это сильно нервировало. Я не понимала его реакции. Не понимала, зачем ему понадобилось имя моей бабули, которая много где за свою жизнь побывала, но уж точно не в других мирах. Это я такой везучей оказалась.

— Что же мне с вами делать? — задумчиво проговорил ректор, когда затянувшаяся пауза стала буквально невыносимой.

— Архив, — пожала я в ответ плечами.

— Что значит архив? — ректор посмотрел на меня так, как будто впервые увидел.

— Обычно меня в наказание отправляют в архив, — пояснила я. — Наводить порядки среди пыльных, никому ненужных документов, отчетов, старых дипломов и другой макулатуры. Говорят, полезно для усмирения буйного нрава.

Вид у ректора был презабавный, как будто его обухом по голове стукнуло, а с учетом его кукольной внешности смотрелось его выражение лица незабываемо. Впрочем, на меня часто так руководство реагирует. Поначалу. Пока не поймет, что самый действенный способ — просто заорать: «Пошла вон, работать!» и перестать обращать на меня внимание.

— Хорошо, — наконец кивнул ректор. — Но не думайте, что это будет единственным наказанием. Завтра в деканате вам сообщат подробности. А сейчас можете идти.

Я поднялась, но, конечно, не смогла промолчать:

— Можно еще два вопроса?

Ректор, уже начавший заниматься своими бумагами (это в два часа ночи-то), удивленно поднял на меня глаза.

— Почему вас удивило, что в тридцать лет я имею научную степень?

Вопрос мной был задан не просто так. Слишком много временных нестыковок я встретила в этом мире за неполные два дня.

— В тридцать будущие маги только поступают в высшее учебное заведение, и уж точно никак не могут иметь научной степени.

Вот это номер!

— Понятно. А какая средняя продолжительность жизни мага в этом мире?

— Зависит от силы самого мага. Слабый маг будет жить около ста пятидесяти лет. Архимаг может дожить до тысячи и более.

Вот как? Это я удачно попала.

— Где я могу ознакомиться с уставом академии?

— Ветер, ты издеваешься? В два часа ночи тебя интересует устав?! — не выдержал ректор и все-таки перешел на крик.

— Я должна знать, за что меня могут выгнать, — спокойно пояснила я, а Зараза важно покивала мне в такт.

— Завтра в деканате возьмешь и будешь изучать, сколько хочешь. А сейчас пошла вон! Спать!

Уже лучше, чем «пошла вон, работать». Но больше злить ректора не стоит, поэтому я, пожелав ему спокойной ночи, быстро юркнула за дверь. Кажется, в дверь, которую я поспешно закрыла за собой, что-то ударилось. Ничего, привыкнет. Главное — устав изучить.

Проходя по пустым коридорам главного корпуса, я обдумывала полученную информацию. Получается, мои одногруппники — мои ровесники. Это неожиданно. Ведь, видя восемнадцати-двадцатилетних девушек и парней, я волей-неволей воспринимала их как детей. А теперь как быть? По поведению они до тридцатилетних совершенно не дотягивают.

С другой стороны, ректор был прав в том, что усомнился в моей «магистрости». Ведь как бы это ни казалось странным, я не могу не признать, что мое поведение в этом мире изменилось. Я всегда была со своими тараканами в голове, но то, что я творила сегодня, при всем желании нельзя назвать действиями самостоятельной, сформированной личности. Кажется, сегодня я вспоминала, как в студенческие годы полезла в деканат воровать ведомость? Для первокурсницы самое то. А вот как насчет тридцатилетней тетки, которая не только сама полезла в окно кухни воровать продукты, но еще и подбила на это всю группу? Для двадцатилетней без всякого стеснения усесться на коленки к незнакомому парню — самое то. А для тридцатилетней? Такое ощущение, что вместе с внешне помолодевшим телом я получила такие же «помолодевшие» гормоны, которые бьют мне в голову покрепче, чем жидкость определенного цвета некоторым моим знакомым из старого мира.

Я посмотрела на Заразу, но та лишь развела руками. Вот тебе еще одно подтверждение гормонального сбоя.

Я думала, что, дойдя до общежития, застану всех спящими. Каково же было мое удивление, когда, проходя через парк, я наткнулась на группу студентов-боевиков, гоняющихся за пеньками. Я уже повернулась к Заразе, чтобы попросить ее собрать разбежавшийся по парку инвентарь, когда прямо на меня из кустов шагнул здоровенный мужик.

— Это их наказание, — строго глядя на меня, пробасил он. — Поэтому помогать им не стоит. Если, конечно, не хочешь схлопотать еще одну отработку.

— А как вы узнали, что я хотела сделать? — ошарашенно спросила я мужика, начиная догадываться, кто передо мной.