Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вранье все это. От первого до последнего слова, — скривился Пантус.
— От первого слова?
— Ну, с Лазаревой все верно, баба не хотела, Эдик к ней полез, Борщевик врубился. Тут все верно.
— А кто его убил?
— Ну кто…
— Мы ведь кровь Борщевика на месте преступления нашли. И тело его найдем. И Никса возьмем… Эдик на тебя показывает, и Никс это подтвердит.
— Не подтвердит, — буркнул Пантус.
— Потому что сам команду дал?
— Не было ничего.
— Было. И в убийстве Борщевика обвинят тебя… Уже обвинили. Никишин-младший уже дал показания. Ты убийца! А Борщевик человек уважаемый, если тебя вдруг за него замочат… А тебя убьют! И не важно, как все было на самом деле!.. Возможно, Борщевика сам Никс и убил. Но свалили все на тебя. Ты стал козлом отпущения. Теперь тебя будут мочить. И никто за тебя не заступится. Нам зачем? Тебя убьют, дело закроют, мне крест на грудь, а тебе крест на могилу. Ну а Никс дальше будет как сыр в масле кататься. Ему хорошо, а тебя черви сожрут. Тебе это нужно?
— Я не знаю.
— Что ты не знаешь?
— Никс так не может…
— Как не может? Думаешь, он застрелится после того, как с тобой вопрос решит?… А он с тобой вопрос решит! Он уже решать начал! Его брат все на тебя валит!.. А кто там с вами был, кто там все видел? Антип мертв, Челдышев… — Малахов запнулся. — Где Челдышев, мы обязательно выясним.
— Нет Челдышева, — качнул головой Пантусов.
— Как это нет?
— Я вообще не знаю, как он поднялся, как пошел… Еще и мужика какого-то завалил.
— Челдышев завалил?
— Ну а кто?… Шел, говорит, по дороге, смотрит, машина останавливается, мужик выходит с монтировкой. Наорал на Челдышева, замахнулся, а потом бац, извини, говорит, ошибочка вышла. Ну, Челдыш эту ошибочку исправил. Монтировку отобрал и по голове. А удар у него, блин…
— Челдышев сам про ошибочку рассказал?
— Да.
— Кому?
— Ну так он Кеше позвонил, они с Пикалем подъехали, поговорили. А потом все.
— Что все?
— Не стало Челдыша.
— А Кеша был в доме, когда Борщевика убивали?
— Они с Пикалем потом подъехали.
— Значит, кто убил Борщевика, они не знают?
— Нет.
— А Челдыш знал?
— Само собой.
— Значит, зачистили по приказу Никса. Тебе эта мысль в голову не приходила?
— Ну, в общем, да, — пожал плечами Пантусов.
— Если приходила, значит, Никс и убил Борщевика. Или его мелкий пакостный брат, — поморщился Малахов.
— А если я скажу, что Никс убил? — спросил Пантус.
— Тогда ты точно не умрешь. Создадим тебе все условия, чтобы ни один упырь к тебе не подобрался. Да ты сам подумай, кто здесь после Никса останется? Борщевика нет, Никса закроем. А скольких уже закрыли! Только одна шушера здесь в городе и останется. Нейтрализуем Никса, и будет просто некому тебе угрожать, понимаешь?
— А если это я убил? По приказу Никса.
— А приказ был?
— До сих пор в ушах звенит! «Пантус, вали его, суку!..» Ну а я смотрю, Борщевик стоит, кий из горла торчит. Глаза дикие, орет, а кий из шеи не выскакивает. Ну я за этот кий и схватил… В общем, добил!
— По приказу Никса?
— По приказу Никса!
— Если готов это подтвердить, создадим особые условия. Новый корпус, отдельная камера, усиленная охрана, питание, свидания… В общем, жить будешь. А срок получишь минимально возможный. А если выяснится, что причиной смерти стал удар Никса…
— Так он и ударил, считай, насмерть! Борщевик и без меня бы загнулся.
— Судмедэкспертиза должна исследовать труп.
— Труп мы вывезли. Гоголь подъехал, Шут.
— Шут?
— Шут за рулем был, когда вы меня принимали.
— А когда Борщевика с Адмиралом закапывали, где был Шут?
— Так он и закапывал.
— Где?
— Я покажу место.
— Где сейчас Шут?
— А бес его знает!
— А где бес, Шут его знает?
— Может, и знает… Но я бы в Родионовке поискал. Никто про эту бабу не знает, даже я, — совсем невесело улыбнулся Пантус.
— Даже ты?
— Ну, Никс думает, что я не знаю… И Мурмашов думал, что никто не знает про его бабу в Ветряном. А Челдыш знал. Там его и нашел.
— Пулю он там нашел.
— Ну так, может, и не было никакой пули… В смысле, в голове. Так, может, по черепушке стукнуло… Никс мог отмашку на Челдыша дать.
— А на Татьяну Оршанову?
— Да нет, это мне интересно стало.
— Что интересно?
— Когда мы Борщевика похоронили, я в дом вернулся, а там Никс. Ну, мы говорим, смотрим, баба какая-то, вот я и подумал, может, она слышала там что-то.
— Слышала. Это тебе Никс про Борщевика говорил о том, что все равно его нужно было мочить.
— Говорил. Мне… Значит, слышала?
— Только это.
— Вот я и хотел узнать, что больше ничего не слышала. А убивать ее мы не собирались, это зря.
— А зачем Гоголь за ствол схватился?
— А почему кликуха у него такая?
— Может, потому что он Гоголев?
— Ну, может… А так он гоголя-моголя нанюхается… Сухой такой гоголь-моголь, в порошок, — усмехнулся Пантус. — А потом под кайфом всю дорогу. Берегов не видит…
— Значит, Никс на Борщевика отмашку дал?
— Говорю же, до сих пор в ушах его голос звучит.
— А Никса в Родионовке нужно искать?
— Ну, точно утверждать не буду, но баба там у него знатная. И муж не возражает.
— Муж?!
— Без лоха жизнь плоха… — криво усмехнулся бандит. — Если честно, я не знаю, как там конкретно; Никс про это дело никому не говорил, просто у меня дядька в Родионовке. Он говорил, что к Аньке кто-то похаживает, а Сашке хоть бы хны. Глаза, говорит, зальет, и трын-трава.
— Раз в год и лох стреляет! — поднимаясь со своего места, сказал Малахов.
Возможно, этот день наступил вчера ночью. Одно убийство за другим, одно курьезнее другого. А вдруг сегодня продолжение последует? Тем более что Никс тварь озабоченная. Может, ему нравится спать с женой, когда муж об этом знает. Нравится нервы пощекотать, нравится унижать и оскорблять…
Но, как оказалось, Малахов переживал за извращенца зря. Никс действительно находился в Родионовке и преспокойно пил водку в гостях у женщины, муж которой всего лишь находился в рейсе.
Там, за столом, его и взяли. Без шума, без пыли. Надели наручники, подвели к машине, где его ждал Малахов.
— Я же говорил тебе, Никс, не хозяин ты в моем городе!
— В твоем городе? — скривился бандит.
— Я бы назвал Волговодск нашим городом, но ты уже, считай, вычеркнут из списков его