их интересы и повелевает городским магистратам и национальной гвар­дии употребить всю свою власть для защиты евреев и их имущества» (16 апреля). Эта формула была почти единогласно принята собрани­ем. Через два дня декрет был подписан и королем. Погромные опа­сения миновали, но цель юдофобской партии была достигнута: На­циональное собрание, не желая обострить отношения между различ­ными частями населения в провинции, считало отсрочку решения еврейского вопроса актом политической мудрости, желательным будто бы в интересах самих евреев.

Этим соображением собрание успокоило свою совесть спустя две недели, когда оно опять упустило удобный случай для разреше­ния еврейского вопроса. Обсуждался проект закона о предоставле­нии прав активного гражданина всякому иностранцу, прожившему во Франции не менее пяти лет (30 апр.). Ревбель потребовал, чтобы была внесена оговорка: «не предрешая ни в чем вопроса о гражданском положении евреев, который считается отсроченным». Коварная оговорка была принята, и даже либеральные депутаты не подумали, сколько для евреев горькой обиды в этом решении, дающем право натурализации иностранцам после пятилетнего пребывания во Фран­ции и отнимающем это право у группы туземцев, предки которых были еще в числе жителей древней Галлии и Франкской монархии. Одно только облегчение было дано евреям в это время попутно: в связи с общею податною реформою Национальное собрание отме­нило унизительные и тягостные специальные налоги, взимавшиеся с евреев Меца и других мест за право жительства, за «покровитель­ство», «терпимость» и т. п. (20 июля 1790 г.).

Еврейские деятели стали терять терпение. 9 мая 1791 г. группа парижских евреев обратилась к Национальному собранию с адресом, в котором слышится более протестующий, чем просительный тон: «Национальное собрание издало декрет, в силу которого все иност­ранцы, после пятилетнего пребывания во Франции, пользуются пра­вами французских граждан. По какой же фатальной причине пода­тели сего почитаются менее достойными, чем иностранцы? Почему они одни исключены из всех прав, которые природа дает, а декреты Национального собрания возвращают всем людям? Рассматривае­мые как евреи, они (просители) составляют часть французских граж­дан, ибо удовлетворяют всем условиям и исполняют все гражданские обязанности; рассматриваемые как иностранцы, хотя большая часть их родилась во Франции, они в силу закона уже приобрели звание французских граждан, которое им дает многолетнее пре­бывание в столице. Во всяком случае, они должны пользоваться все­ми правами, из этого звания вытекающими». Участь этого протеста была такая же, как всех предыдущих петиций и заявлений: он был передан в конституционный комитет.

Спустя две недели сделана была последняя попытка воздейство­вать на медлительное Национальное собрание через Парижскую ком­муну. Вследствие декрета 7 мая 1791 г. о свободе публичного бого­служения, парижские евреи получили возможность официально от­крыть синагогу в одном из общественных зданий. Этим случаем воспользовался их неутомимый адвокат Годар. Он обратился в со­вет коммуны с прошением, в котором выразил желание, чтоб вслед за объявлением религиозной свободы объявлена была и гражданская свобода евреев, ибо одна без другой немыслима. «Получив от закона право воздвигать синагоги, могут ли они быть лишены прав и звания граждан? Могут ли они быть гражданами только в своих синагогах, а вне их — чужеземцами и рабами?.. Свобода вероисповедания остается пустым словом, если она влечет за собою как нака­зание лишение гражданских прав. Нет, возвысив людей до религи­озной свободы, вы тем самым возвысили их до свободы гражданской. Полусвободы не может быть, как не может быть полусправед­ливости». Выслушав это прошение в заседании 26 мая, Парижская коммуна приняла следующую резолюцию: «Муниципальное собра­ние, убедившись в справедливости требования, возобновляемого ев­реями с такой похвальной настойчивостью; хорошо зная факты, на которых это требование основывается и которые уже побудили вре­менных представителей города (прежнего состава Думы) внести его самолично в Национальное собрание, — постановило: вновь на­писать Национальному собранию, представляя ему просьбу евре­ев и желание муниципалитета, и побудить его к скорейшему фор­мальному распространению на евреев столицы последствий тех благодетельных принципов, которые оно недавно еще раз освяти­ло провозглашением свободы религиозных убеждений». Резолю­ция, подписанная парижским мэром Бадьи, была отправлена по назначению. Но не до евреев было в это бурное время. Летом 1791 г., среди политических тревог, вызванных бегством Людовика XVI в Варенн, о еврейском вопросе забыли. Страна волновалась, колеба­лась между роялизмом и республикой; в Париже зарождался но­вый фазис великой революции, и частные вопросы государственной жизни временно отступили на задний план.

Наконец настал момент, когда дальнейшая отсрочка решения еврейского вопроса сделалась невозможной. После двухлетних тру­дов, Учредительное Национальное собрание закончило составление конституции, а король утвердил ее (14 сект.). Из общих основ кон­ституции, установивших равенство всех граждан пред законом, ло­гически вытекала равноправность евреев. Оставалось только декре­тировать эту равноправность формально, провозгласить ее особым законодательным актом. В новом обсуждении вопроса не было на­добности, после того как все доводы «за» и «против» эмансипации были в течение двух лет выслушаны Национальным собранием в ре­чах ораторов, в петициях, адресах и резолюциях различных учреж­дений и общественных групп. В один из последних дней Националь­ного собрания, в заседании 27 сентября 1791 г., депутат Дюпор взо­шел на трибуну и сказал: «Я полагаю, что установленная конститу­цией свобода вероисповедания не позволяет более делать различия между людьми разных исповеданий по отношению к политическим правам. Вопрос о политическом положении евреев был отсрочен, а между тем турки, мусульмане и люди всех сект уже допущены во Франции к пользованию политическими правами. Я требую поэто­му, чтобы отсрочка была отменена и, как следствие этой отмены, чтобы издан был декрет о том, что все евреи во Франции пользуются правами активных граждан». Заявление Дюпора было выслушано собранием как нечто не допускающее возражений. Юдофоб Ревбель попытался говорить против предложения Дюпора, но тут встал де­путат Реньо (Regnault) и воскликнул: «Я требую, чтобы были при­званы к порядку все те, которые осмелятся говорить против этого предложения, ибо, отвергая его, они нападают на самую конститу­цию». Этот гневный окрик подействовал: правые притихли, и боль­шинство собрания приняло предложение Дюпора. Тотчас же был со­ставлен короткий, но выразительный декрет, который на следующем заседании (28 сентября) был пополнен некоторыми поправками, со­гласно замечаниям депутатов.

Декрет гласил:

«Национальное собрание, принимая во внима­ние, что условия, необходимые для звания французского граждани­на и для пользования правами активных граждан, определены кон­ституцией; что всякий человек, соединяющий в себе означенные ус­ловия, дающий гражданскую присягу и обещающий исполнять все обязанности, налагаемые конституцией, имеет право на все предос­тавляемые ею преимущества, — отменяет отныне все отсрочки, ого­ворки и исключения, имевшиеся в прежних декретах по отношению к евреям, дающим гражданскую присягу, причем эта присяга долж­на быть рассматриваема как отказ от всех привилегий и исключи­тельных законов, установленных раньше в их пользу»