— Сюда! — воскликнул Грималкин и метнулся в заросли ежевики.— Если доберемся до реки — мы спасены! Гоблины не умеют плавать!

Я последовала за ним в густую чащу, изготовившись терпеть,когда колючки будут раздирать мне плоть и рвать на мне одежду. Но ветви слегкостью раздвинулись передо мной, как будто впереди шел Пак, и япроскользнула в заросли, почти не исцарапавшись. Скоро кусты ежевики осталисьпозади, и лишь по ту сторону зарослей все еще слышался хруст веток,сопровождаемый громкими проклятиями и воплями. Гоблинам продираться через чащубыло гораздо сложнее, и я на бегу вознесла хвалу тем силам, которые этоустроили.

В ушах шумело, дыхание прерывисто вырывалось изо рта, агде-то впереди слышался бурлящий гул воды. Спотыкаясь на каждом шагу, явывалилась из лесной чащи на поляну, а земля вдруг ушла из-под ног, и я упалана каменистый берег.

Прямо передо мной текла большая река, почти в сотню ярдовшириной, а на реке — ни мостов, ни паромов. Другой берег скрывали клубы густоготумана. Грималкин застыл у самой кромки воды, почти неотличимый от серой дымки,и нетерпеливо бил хвостом.

— Скорее! — торопил он — На том берегу — земли Лесноговладыки. Скорее!

На подгибающихся от усталости ногах я спустилась покаменистому склону и в нерешительности застыла на берегу. Если даже в тихихзаводях притаились кошмарные лошади, что же явится на свет из огромной чернойреки? Перед мысленным взором мельтешили образы огромных рыбин и морскихчудовищ.

Что-то просвистело надо мной и с лязгом отскочило от камней.Гоблинское копье сверкнуло на берегу белым костяным наконечником. Я побледнела.Остаться здесь, чтобы меня проткнули острые палки, или рискнуть и поплыть пореке?

Я прыгнула в воду, задохнулась от внезапного холода,забилась, сражаясь с течением, которое повлекло меня вниз по реке. Я неплохоплаваю, но все тело размягчилось как желе, а легким не хватало кислорода. Язабарахталась и едва не потонула, нахлебавшись воды; грудь жгло огнем. Течениетащило меня все дальше, и я с трудом сдерживала панику.

Еще одна пика просвистела над головой. Гоблины преследовалименя по берегу, карабкались по камням и швыряли копья. Страх придал мне новойэнергии. Я устремились к противоположному берегу, отчаянно работая руками иногами, из последних сил сражаясь с течением.

В воду сыпались все новые копья, но, к счастью, гоблины,похоже, целились так же плохо, как соображали.

Я уже почти достигла пелены тумана, как вдруг что-то с силойвонзилось мне в плечо, и спину словно обожгло огнем. Я задохнулась и ушла подводу. Руку сковало болью, а подводное течение потащило меня все глубже... Японяла, что вот-вот умру.

Что-то схватило меня за запястье, потянуло вверх. Явынырнула из-под воды и хлебнула воздуха разрывающимися легкими, сражаясь сподступившей к глазам темнотой. Постепенно приходя в чувство, я обнаружила, чтоменя тащат по воде, но ничего не видела из-за тумана. Затем ноги нащупалитвердую почву, и вот я уже лежала на траве, под теплыми лучами солнца.

Надо мной склонилось девичье лицо цвета летней травы:светлые волосы щекотали мне щеку, глаза смотрели с беспокойством илюбопытством. На шее девушки серебристо поблескивали крошечные чешуйки.Незнакомка улыбнулась, сверкнув зубами — острыми и мелкими, как у хищной рыбы.

К горлу подступил крик, но я сдержалась.

Эта девушка только что спасла мне жизнь, даже если исобиралась съесть меня потом сама. Невежливо орать ей в лицо... К тому жерезкие движения могут спровоцировать внезапное нападение. Страх показыватьнельзя. Я глубоко вздохнула и постаралась сесть, поморщившись от внезапнойрезкой боли в плече.

— Э-э... привет, — пробормотала я.

Девушка отпрянула и удивленно заморгала.

Как ни странно, у нее оказался не рыбий хвост, а ноги, хотямежду пальцев рук и ног виднелись перепонки, а сами пальцы оканчивалисьдлинными острыми когтями. С подола коротенького белого платьица капала вода.

— Я Меган. А тебя как зовут?

Она склонила голову и стала похожа на кошку, котораявыбирает, то ли мышку съесть, то ли сначала с ней поиграть.

— Ты забавная, — заявила она голосом, журчащим, словногорный ручей. — Кто ты такая?

— Я? Я человек. — Лучше бы я этого не говорила! В старыхволшебных сказках, которые я с некоторых пор вспоминала все чаще и чаще, людинеизменно оказывались едой, игрушками либо предметом несчастных любовныхувлечений. А здешние обитатели, как я уже успела заметить, не питали никакогопредубеждения против того, чтобы съесть говорящее и чувствующее существо. Язанимала место в пищевой цепочке между кроликом и белкой.

— Человек? — Девушка склонила голову на другую сторону, и язаметила на шее розоватые жабры, — Сестры рассказывали мне о людях. Говорили,иногда поют для них, завлекают под воду, — Она улыбнулась мелкими и острымизубками. — Я тоже училась. Хочешь послушать?

— Нет, ничуть не хочет.

По траве к нам подкрался Грималкин, задрав хвост. Кот промокнасквозь, вода стекала с шерсти струйками, и вид у него был совсем недовольный.

— Кыш, — шикнул он на девушку, и она отпрянула, шипя и скалязубки. Грималкин этим не удовлетворился. — Прочь! Некогда нам играть срусалками. Ну же, кыш!

Девушка еще раз зашипела и тюленем скользнула в воду. Насередине реки она сердито сверкнула на нас глазами и исчезла в тумане.

— Приставучие сирены, — недовольно сощурился Грималкин. — Тыничего ей не наобещала?

— Нет! — огрызнулась я. Конечно, я обрадовалась появлениюкота, но его тон мне не нравился. Я же не виновата, что гоблины за намипогнались. — Зря ты ее спугнул, Грим. Она мне жизнь спасла.

Кот встряхнул хвостом и окатил меня брызгами.

— Единственная причина, по которой она вытащила тебя из воды,— это любопытство. Если бы не я, она бы тебя или завлекла на дно своимипеснями, или попросту съела. К счастью, русалки трусливы, предпочитают дратьсяпод водой, обладая там всеми преимуществами своей породы. Давай лучше поищем,где отдохнуть. Ты ранена, да и мне плавание далось нелегко. Если можешь идти,советую так и поступить.

Я поморщилась и поднялась на ноги. Плечо горело огнем, ноесли прижать руку поближе к груди, резкая боль стихала до тупой и ноющей. Язакусила губу и поковыляла за Грималкиным, подальше от реки и в глубь владенийЛесного владыки.

Невзирая на усталость и боль, я с любопытством таращилась посторонам.

Вскоре глаза у меня покраснели и заслезились — так долго яне моргала. На этом берегу пейзаж ничуть не походил на призрачную серостьдикого эльфийского леса. В отличие от размытых, выцветших красок, здесь всерезало глаз невероятной яркостью и пестротой: изумрудно-зеленые резные листья,переливающиеся на свету, буйная; радуга цветов, сияющих, точно драгоценныекаменья на солнце... Однако удивительная красота не разгоняла моих мрачныхпредчувствий. Все казалось каким-то... ненастоящим, как налет воображаемогоповерх действительности, как будто реальности и вовсе не существует.