– … – отбила подачу Маша.

И тут из глубины коридора вылетели дваботинка, один угодил бабке в затылок, второй шлепнулся у моих ног.

– Урою на… – басом заявил невидимыймужчина. – Заткнулись и разошлись, спать не даете, промежду прочим, мне вночную выходить.

– Ко мне из милиции пришли, –оповестила его Маша, – ща кой-кого в обезьянник упрячут!

Бабка, держась за голову, неожиданно быстроумчалась. В квартире восстановилась тишина.

– Уроды, – звонко сказалаМаша, – притихли, гады! Вот и сопите в тряпочку! Пойдемте, расскажу проних, сволочей. Сюда!

Я, не успев опомниться, шагнул в длиннуюполутемную комнату, сделал вдох и чуть не потерял сознание. Амбре, витающее вкоридоре, было неземным ароматом по сравнению с запахом жилища Беркутовых.

Маша, очевидно, поняла мое состояние.Усмехнувшись, она распахнула форточку и предложила:

– Садитесь сюда, около окна, а то васстошнит с непривычки, я-то принюхалась. Хотите чаю?

Я на автопилоте кивнул.

– Ща, – пообещала Маша и ушла.

Я, хватая ртом восхитительно свежий воздухСадового кольца, вливавшийся через узкую щель, начал осматриваться.

Ни одного свободного сантиметра. Я сижу наколченогом кресле, оно придвинуто к столу, тот примыкает к гардеробу, шкафграничит с полками, рядом с ними дверь. С правой стороны стоит ширма, из-закоторой доносятся хрипяще-клокочущие звуки, а в центре комнаты красуетсяраскладушка, где горой вздыбилось темно-синее ватное одеяло и подушка, никакогопостельного белья не было и в помине.

– Во чай, – сказала Маша,возвращаясь в комнату, – держите.

– Спасибо, – бормотнул я, – мнерасхотелось, извините, что доставил вам хлопоты.

– Воняет, да? – прищуриласьМаша. – Это мама!

Я растерянно заморгал.

– Мы тут втроем прописаны, –пояснила девушка, – Олеся, я и мама. Должны, по идее, нам отдельнуюжилплошадь дать, большую. Мама пластом лежит, денег на памперсы нет, отсюда изапах. Я, правда, стираю, только квартира общая, соседи, видели, какие? У бабкидочь алкоголичка, внучка дебил, а Мишка с зоны откинулся, теперь вроде честный,на хлебозавод устроился. Красиво живем! Только я простыни в ванной развешу,либо старуха, либо уголовничек сдерут их и визжат: «Нечего места общегопользования занимать! В комнате веревки приладь». А куда их привязать? Вот иприходится белье в прачку таскать, а это очень дорого. Олеська, правда,помогала. Мы с ней так рассудили: она дает деньги, я ее не трогаю. А уж еслиневмоготу станет, тогда поменяемся местами. Но я пока терплю, на работеотдыхаю, она у меня сменная, двенадцать часов за прилавком отстою, потом суткидома. Ничего, прорвемся. Врач сказала – недолго терпеть осталось, скоро матьпомрет. Вот только, блин, соседи достали! Вы…

– Извините, Маша, я не участковый!

– Так я знаю, – кивнуладевушка, – распрекрасно с Андреем Николаевичем общаюсь. Он сюдазаглядывает, Мишку проверяет, того условно-досрочно освободили. Я ведь чегопросить хотела: нельзя Олеськино тело придержать? Чтоб мне его не через три дняхоронить, а позднее? Я думала, никто не придет, звякнула и…

– Вы позвонили в отделение с просьбой овстрече со следователем?

– Ага, – закивала Маша, –вернее, не так было! Сначала ваши мне на домашний позвонили и сообщили: «МарияИвановна Беркутова? Олеся Беркутова вам кто?» Говорю – сестра, а мужик в ответ:«Олеся померла в кафе».

Я во все глаза смотрел на Машу. Еще пять минутназад я был абсолютно уверен: девушка не знает о кончине сестры, и вот сейчасвыяснилось обратное. Но Маша, похоже, не расстроена, следов слез не видно, иона весьма деловито ведет разговор.

– Объясняю дежурному: у меня на рукахинвалид, оставить его не могу, пусть ваш следователь заглянет, а он в ответ:«Че, так и сидите безвылазно?» Я ему: «Нет, когда на работу ухожу, Галкупрошу», а он…

– Маша, – решительно остановил я ееизлияния, – вышла ошибка! Вот мои документы.

– Общество «Милосердие», – протянулаона, – и чего вы хотите? Если на беженцев собираете или на собак уличных,то и не надейтеся! Идите в другой дом, в нашем вам никто не даст! Тут однисуки!

Мне хотелось поинтересоваться: «А вы тожеотноситесь к этой славной породе, раз прогоняете меня?» – но, естественно, ясказал другое:

– Вот еще одно удостоверение.

– Агентство «Ниро». Так че? Вы все жемент?

– Частный детектив.

– Слушай, – обозлилась Маша, –не жуй сопли! Говори нормально, у меня от проблем морду скрутило. Олеськапомерла, ее хоронить надо, а денег нет. Да еще мать на руках, повезло мне,нечего сказать.

– Я постараюсь быть кратким, –пообещал я, – хозяин, у которого служила Олеся, умер, скорее всего этонесчастный случай. Упал с лестницы, но ваша сестра дала показания противсупруги хозяина, дескать, та все подстроила. Лада теперь в тюрьме, Олесяуволилась и скоропостижно скончалась.

– И че?

– Не знаете, она не ругалась с Ладой?

– А зачем?

– Иногда женщины ссорятся без повода.

– Мужики еще похлеще баб, –обиделась за весь женский пол Маша, – нажрутся – и в драку! Олесе платили,она работала, вот и весь разговор.

– Значит, скандалов не было?

– Неа.

– Почему же Олеся ушла?

– Испугалась.

– Кого?

– Неприятно работать в доме, где мужикпомер.

– Сестра рассказывала вам о хозяевах?

– Неа.

– Совсем ничего?

– Ага.

– Неужели она о них ни словом неупоминала?

Маша пожала плечами.

– Говорить-то когда? Только ночью мы ивстречались! Олеська приползет и в койку, а мне тоже не до болтовни.

– Где же кровать Олеси? – поинтересовалсяя, разглядывая одну раскладушку.

Маша скривила бледные губы.

– Матрац на гардеробе лежит, на полу онаего стелила.

За дверью послышалось звяканье. Одним прыжкомМаша преодолела расстояние до створки, рванула ее на себя и заорала на старуху,стоявшую у двери:

– Пошла вон!