о происходящем кого-либо еще смысла нет. Как ни стар этот звездолет, построен он прочно и надежно экранирован. Думаю, мы выживем… или…

Затянувшееся молчание прервала Анжелина:

– Или мы даже не узнаем, что с нами стряслось.

– Совершенно верно, – кивнул он.

После этого оставалось лишь как-то убить время. Я отправился освежить наши напитки, а заодно снабдить Штрамма, поскольку теперь он официально был свободен от вахты. Когда я вернулся на мостик с подносом, то обнаружил, что к компании присоединилась Розочка, научившаяся карабкаться по лестницам и теперь свободно разгуливавшая по кораблю. Анжелина стальной щеткой причесывала ей иглы, и животное урчало от удовольствия.

– Сколько еще до конца припухания? – спросил я, ставя поднос с напитками на картографический стол.

– Около двадцати шести минут, – сообщил капитан. – В минус одну минуту я запущу обратный отсчет.

Мы прихлебывали напитки в гнетущем молчании. Говорить было больше не о чем. Пожалуй, настало время для интроспекции, а не для бесед.

Правду говоря, я даже вздрогнул, когда механический голос заговорил:

– Шестьдесят секунд до маневра…

Подавшись вперед, Анжелина взяла меня за руку. Я ответил ей пожатием.

– Тридцать одна.

Секунды беспощадно уносились прочь.

ВСЕ РАЗЫГРАЛОСЬ В МГНОВЕНИЕ ОКА

Остов корабля содрогнулся, стальные стены завибрировали, а пол под нашими ногами чудовищно изогнулся.

Истошно заверещали и заревели три разных сигнала тревоги одновременно. Свет выключился, и в тот же миг погасли все приборы пульта управления. Отлетев к стене, я почувствовал, как она раскаляется.

Затем сигналы тревоги один за другим умолкли, красное аварийное освещение мигнуло и загорелось ровно.

На заплетающихся ногах я подошел к Анжелине и сжал ее в объятиях.

– Давай не будем пытаться проделать это еще раз, – улыбнулась она.

Капитан лихорадочно манипулировал с пультом управления, восстанавливая питание одного прибора за другим.

– Повреждений корпуса нет. Утечки воздуха нет, – доложил он. – Но все датчики, сенсоры и антенны на наружной обшивке испарились.

– Не все, – возразил Штрамм, указывая на два светящихся индикатора. – Эти были на дальней стороне корпуса от вспышки Новой.

– Придется обойтись ими, пока мы в пространстве припухания.

– У вас есть запасные комплекты?

– Конечно, – ответил Штрамм. – Как предписано законом. И комплекты, и скафандр для ремонта в открытом пространстве.

– Может ли кто-нибудь выйти наружу и сделать это прямо сейчас? – поинтересовался я.

– Пока мы в пространстве припухания – нет, – покачал головой капитан. – Были случаи, когда люди выходили в космос во время припухания…

Нависшее молчание прервал Штрамм:

– Ни один из них так и не вернулся.

Самое очевидное заметила только Анжелина:

– А не следует ли сделать объявление для пассажиров? Немного успокоить их после полученной встряски.

– Разумеется, – встрепенулся капитан. – Прошу простить меня за промедление.

Он включил систему общего оповещения. Постучал по микрофону и услышал в ответ радостный усиленный стук.

– Говорит капитан. Во время осуществления коррекции курса с помощью маршевого двигателя мы столкнулись с одной из пространственных аномалий, которые в этой части космоса довольно распространены. Хотя тряска, которую вы ощутили, была кратковременной и мимолетной, она все же заставила сработать сигнализацию. Уверяю вас, все снова под контролем, никаких повреждений мы не получили. Сир ди Гриз просил передать его извинения за этот инцидент и преподносит сегодня к ужину по две бутылки вина на каждый стол. Всего доброго.

Отключив систему оповещения, он подмигнул мне:

– Надеюсь, вы не против того, что я потратил толику ваших денег, чтобы отвлечь их внимание от этой ерунды.

– Вы прямо подслушали мои мысли. Однако есть вопрос. Вам известно, куда выведет нас это припухание?

– Нет. Но узнаем через десять часов, в конце припухания. Поскольку мы удаляемся от Новой под углом девяносто градусов к исходному курсу, у нас будет достаточно времени убраться подальше от излучения.

Штрамм направился к двери:

– Пойду разберусь со скафандром. Как только припухание закончится, надо будет осмотреть корпус на предмет повреждений.

– Еще вопрос, пока вы здесь, – придержал его я. – Сколько часов работы в открытом космосе у вас на счету?

– Ну… с ходу так и не сообразишь…

– А я соображу. Потому что у меня лицензия мастера и свыше трех тысяч официально подтвержденных часов космических работ, – сказал я, не потрудившись добавить, что все это произошло, когда я малость старательствовал. На углеродном спутнике с алмазными включениями, наведаться на который мне довелось – чисто случайно – в отсутствие хозяев. – По-моему, будет разумнее, если осматривать повреждения буду я после того, как вы мне скажете, на что смотреть. А затем произведу необходимый ремонт. А теперь пойдем поглядим на ваш скафандр.

– Пора выпить чаю с пассажирами, – заметила Анжелина. – Немного укрепить дух у дам. Мужчины сейчас и так заняты по уши, успокаивая свинобразов.

Мы разошлись, оставив капитана в раздумьях над пультом управления. Обшивка уже остыла, и все вроде бы вернулось к норме.

Одна из секций склада была заперта и опломбирована. Штрамму пришлось звонить капитану, чтобы узнать код ее открывания. Скафандр – в собственном опечатанном контейнере – висел на крючке задней стены.

– Замечательно, – бросил Штрамм, смахнув пыль напротив инспекционной бирки, едва просматривающейся сквозь толстую прозрачную обертку. – Последняя инспекция состоялась чуть более девяноста лет назад.

– Они практически вечны. Очень износостойки, – успокоил его я с куда большим энтузиазмом, чем чувствовал сам.

Не без труда выпутав скафандр из обертки, мы обнаружили жизнерадостную этикетку:

КОСМИЧЕСКОЕ СУПЕРСНАРЯЖЕНИЕ АКМЕ РАЗМЕР УНИВЕРСАЛЬНЫЙ

– Такого не бывает, – буркнул Штрамм.

Я испытывал искушение согласиться, но ради поддержания боевого духа промолчал. Не его – своего собственного. Насмотрелся я на эти бюджетные скафандры на своем веку.

Впрочем, этот оказался вполне работоспособным. Подгонка размера осуществлялась с помощью ряда встроенных пневматических камер, подушек и пульта управления ими на рукаве. Я ввел свой рост, вес, процент жира, длину руки, размер обуви и все прочее – кроме разве что семейного положения. И включил.

– Будем надеяться, – сказал я без особого энтузиазма.

Скафандр закряхтел и принялся извиваться, раздуваясь и стягиваясь со стонами, будто испытывал муки рождения на свет. В конце концов все эти телодвижения завершились, загорелась зеленая лампочка, и крохотный горн протрубил краткий призыв к бою.

– Примерьте, – предложил Штрамм, взиравший на эволюцию скафандра во все глаза.

И тут все замерло. Замигала красная лампочка, и голос проскрежетал: «Батарея разряжена, батарея разряжена, подзарядите… крррк…»

А следом погасла и лампочка.

Вскрыв батарейный отсек, Штрамм выудил аккумулятор.

– Не так уж скверно, учитывая, сколько лет прошло с последней подзарядки.

– Долго будет подзаряжаться?

– Минимум пять часов, если вообще будет держать заряд в таком-то возрасте. Но у меня на складе есть запасные.

Тут у меня из живота