что ему хватит денег, а если нет, он мог рассчитывать, что Игини одолжит ему недостающие средства. Гарантией служил урожай.

– Я поручил Игини найти проверенного торговца, чтобы купить участок Вилаторта, – сказал он тем же вечером Катерине.

Катерина пришла в восторг.

– Мерсе это пойдет на пользу, – сказала русская. – И тебе, разумеется, тоже. Когда сделка?

– Сразу после того, как мы поженимся.

Эти слова значили для Катерины куда больше всех признаний в любви. На глазах ее выступили слезы. Она наконец станет женой Уго перед людьми и перед Богом. Жизнь, столь жестоко с ней обошедшаяся в прошлом, отдавала свои долги: Катерина станет женой Уго, единственного мужчины, которого она когда-либо любила. Катерина улыбнулась и зарыдала у него на плече – она впервые почувствовала себя беззаветно счастливой.

Давильню еще можно было узнать, хотя за эти годы здание и перестраивалось. Уго отошел от женщин и сделал вид, что осматривается, хотя на самом деле искал решетку в стене, через которую когда-то подглядывал за тем, как Дольса, ее мать и Рехина работали с пациентками. Решетки больше не было. Прошло более тридцати лет с тех пор, как он, стоя около этой стены, содрогнулся при виде обнаженной женщины, которой Дольса окуривала вагину. Затем Уго оглядел лозы – хорошо ухоженные. Эти барселонские hort i vinyet больше не принадлежали ни Жакобу, ни Давиду, ни Саулу, ни их сыновьям, ни Эулалии. Теперь их продали.

С договором проблем не возникло. Делом занимались Игини и торговец. Нынешней владелицей была вдова одного купца, которая считала, что принадлежит к более высокому сословию, нежели Уго, простой хозяин таверны. И потому он, заплатив наследственному арендатору сумму, значительно превышающую рыночную стоимость этих земель, сумел заключить rabassa morta – договор, по которому он мог выращивать на них виноград до тех пор, пока живы две трети высаженных им лоз.

– Мне кажется, сейчас твой отец гораздо счастливее, чем в день нашей свадьбы, – заметила Катерина, глядя, как Уго ласкает растения.

– Это другое, – убеждала ее Мерсе, понимая, впрочем, что Катерина права. – Здесь нельзя сравнивать.

– Ну конечно нельзя, – сказала Катерина. – Сейчас он светится от радости, а тогда… все держал в себе, – добавила она со смехом.

Их свадьба в церкви Святой Марии у Моря и в самом деле была весьма скромной, но таково было требование самой Катерины. «Не хочу новых сплетен и кривотолков», – призналась русская. На церемонии присутствовали Мерсе, Педро, отец Жоан и виноторговцы, с которыми Уго водил дружбу. Со стороны Катерины были приглашены Лусия, Симон и еще несколько вольноотпущенников. Праздновали в таверне – хорошей едой и отличным вином.

– А вот и нет, – упрекнула ее Мерсе. – Батюшка очень счастлив, что на тебе женился.

– Ну я же не ревную его к виноградникам, – пошутила Катерина. – Радость твоего отца – моя радость… И мы оба верим, что она станет и твоей тоже.

Мерсе устало вздохнула.

– Попробуй, умоляю тебя, – сказала русская, когда Мерсе объявила, что не хочет работать на этих землях.

Мерсе не решилась сказать об этом отцу, чтобы не разрушать его чистое, почти детское счастье, но не чувствовала в себе сил, чтобы помогать ему в этом деле, да и духу не хватало. Она честно призналась во всем Катерине.

– Я еще не совсем поправилась, – серьезно ответила Мерсе. – И мои руки… – Она показала на палец, еще искривленный. – Как я буду работать такими руками?

– Но ведь со временем они заживут. Врачи так сказали. И тогда ты сможешь… – Мерсе выразительно посмотрела на Катерину, и та умолкла. – Чуть дальше, – произнесла русская, – находится усадьба, принадлежавшая мисеру Рокафорту. Не знаю, что с ним теперь, не слыхала о нем много лет. Туда меня привели девочкой, когда только-только привезли в Барселону. Там Рожер Пуч меня купил и там же впервые меня изнасиловал. И я умерла бы там, если бы не твой отец, – все вокруг думали, что я уже мертва, а он во что бы то ни стало решил меня спасти.

Внезапно Катерина вспомнила Рехину – еврейка спасла ей жизнь с помощью своего мужа. А Катерина отплатила ей тем, что споила вином и огненной водой. Русская покачала головой, отмахиваясь от противоречивых чувств, и сказала себе, что Рехина, окончившая свои дни в затворе, не имеет никакого отношения к еврейке, вылечившей ее в юные годы.

– И похоже, – снова заговорила Катерина, – что теперь твой отец упорно желает, чтобы ты была здорова и счастлива.

– Ну-ну.

– Не стоит его недооценивать. Ты ведь его знаешь: он своего добьется.

Как и предвидел король Альфонс, его брат, инфант Энрике Арагонский, был заключен в тюрьму указом кастильского монарха. События на полуострове были неутешительными, но куда хуже дело обстояло в Неаполе – там, как его и предупреждали советники, короля затягивал водоворот интриг. Папа Мартин Пятый подтвердил усыновление королевой Джованной Альфонса и издал соответствующую буллу, но в то же время плел против него заговор вместе с герцогом Анжуйским и герцогом Миланским. Кондотьер Сфорца перешел на сторону Джованны и Альфонса – последнего он в итоге предал и напал на его войска в Неаполе. Альфонс потерпел тяжелое поражение. Королева Джованна вновь передумала и назначила преемником герцога Анжуйского, которому также даровала титул герцога Калабрийского, уже принадлежавший королю Альфонсу. Ко всему этому примешивались склоки неаполитанской знати, столь же непостоянной, как и их государыня, и вечные интриги сенешаля. Поэтому в 1422 году королева Мария созвала в Барселоне кортесы: было необходимо собрать деньги на новую армию, которая могла бы отправиться в Неаполь и помочь королю Альфонсу: положение сложилось критическое, он был осажден в самом городе, в Кастель-Нуово.

В Барселоне собрались все три ветви кортесов: церковная, возглавляемая архиепископом Таррагоны и включающая в себя епископов, приоров, командоров и аббатов; военная, во главе с герцогом Кардоной, состоящая из всех графов, маркизов, виконтов, баронов и рыцарей принципата; и, наконец, королевская, которую представляли вельможи из Барселоны, Лериды, Жироны, Тортосы, Вика, Серверы и еще двадцати семи городов, находившихся под непосредственным государственным управлением.

Город наводнила знать и ее свита. Работа в таверне кипела: днем наливали и продавали вино, а ночью перегоняли огненную воду. Уго был настолько занят, что не мог отлучаться на виноградник так часто, как ему хотелось. Он был нужен в таверне: народу было так много, что даже Мерсе, чьи ноги немного зажили, оказывала посильную помощь.

Кортесы, чьи заседания проходили в зале капитула барселонского кафедрального собора под председательством королевы, приняли предложения разного рода, в частности сорок одну поправку к каталонским законам, но когда речь