правительства посылали указ адмиралам и другим «морским начальствам», от турецкого правительства испрашивался указ «к алжирским разбойникам», т. е. к пиратам из племен североафриканского побережья, числившимся подданными султана и бывшими действительными хозяевами в Средиземном море. Просьба, отправленная в Турцию ранее, чем к европейским дворам, была изложена в тех же самых выражениях, в каких она была адресована и к европейским правительствам; в ней говорилось также, чтоб не чинить русским кораблям «озлобления». Отношение турецкой Порты было, однако, иное. Под разными предлогами турки стали затягивать и откладывать дело. 1 февраля 1700 г. Маврокордато ответил, что доложит о просьбе визирю. 2 февраля на вопрос посланников он сообщил, что визирь взял ее «на доношение салтанову величеству». Посланники торопили турок с ответом, то и дело осведомлялись «о деле» на конференциях, а между конференциями через посланных к Маврокордато. Ответы были все в одном и том же роде: визирь сказал, что «о пашпорте алжирском указ дан будет в свое удобное время» (7 февраля); «везирь взял себе на размышление на несколько дней» (8 феврали); «ответ учинен будет в иное время» (12 февраля на X конференции); «впредь, даст Бог, на будущем ответе (конференции) они, думные люди, учинят им, посланником, ответ» (18 февраля)[1219]. На XII конференции 2 марта турецкие уполномоченные объявили посланникам, что «о пашпорте они великому везирю доносили. И великий везирь о том рассуждает так, что если салтанской пашпурт к алжирцам ныне послать, то надобно в нем написать двулетнее Карловицкое перемирье, а оно уже на исходе, и было б от них, алжирцов, за то на него, везиря, нарекание такое: на что-де он смотря, такой указ к ним прислал, Карловицкого перемирья осталось малое число. И в том бы ему был стыд немалой». Поэтому турки объявили, что паспорт к алжирцам пошлют по заключении мира. При посылке с тем же вопросом на другой день, 3 марта, рейз-эфенди, повторив вчерашний ответ, пояснил, что «перемирного времени остается 9 месяцев. И в такое малое время кораблям царского величества по намерению их ходить на Белом (Средиземном) море некогда. А если-де те корабли, от чего избави Бог, по морю занесет куды в лиман (залив), а меж тем временем перемирное б время кончилось, то небезопасно б им было из того лиману выйтить и назад возвратиться». 4 марта Александр Маврокордато прислал племянника сказать, что паспорт будет дан после праздника байрама, до которого остается только шесть дней. Подьячему Борису Карцеву и толмачу Полуэкту Кучумову, посланным к Маврокордато в тот же день, 4 марта, после полудня за решительным ответом, последний сказал, что ответ будет дан 5 марта. «А сего дня от многих салтанских дел он, Александр, утрудился и ни о чем говорить с ними не может». 5 марта был передан посланникам ответ визиря: «По закону их, мусульманскому, близко праздник их байрам и для того дел никаких делать им ныне не мочно и некогда». По прошествии байрама будет конференция, и на ней можно будет переговорить о паспорте. На состоявшейся после байрама XIII конференции 16 марта турки ответили, что великий визирь «в даче салтанского указу к алжирцом не отрицается, только кажется ему, что того указу посылать неприлично, а се и стыдно для того, что двулетнего перемирья осталось немного, почитай меньше полугода, а в настоящем деле (т. е. в мирных переговорах) никакого еще постановления с ними, посланники, у них, думных людей, не учинено». Когда заключен будет мир, тогда не только алжирцам, но и во все страны к пашам и к иным начальным людям будут посланы султанские указы «с великим подкреплением», чтобы царским кораблям, по Белому морю плавающим, везде пропуск был свободный[1220]. Дело, как видим, затянулось уже более чем на месяц, а затем и совсем заглохло, и вопрос об указе алжирцам более не поднимался до самого заключения мира.

Когда заключение мира состоялось, посланники вновь заговорили о выдаче султанских указов о плавании русским кораблям и на них торговым людям от Архангельска в Средиземное море с тем, чтобы эти указы переслать в Москву с гонцами, которые отправлялись туда с известием о заключении мира. Однако Маврокордато ответил, что ныне с теми гонцами указ султанов не пошлется, потому что надо докладывать о нем султану. «А доклад-де бывает салтану о всяких делех временем, а не без времени. А без докладу-де учинить того невозможно, и надобно на то время немалое»[1221].

Когда посланники напомнили еще раз Маврокордато об этом деле 28 июля перед самым своим отъездом из Константинополя, они получили окончательный ответ: «Алжирское дело отлагается до приезду царского величества торжественного посла»[1222].

На этом дело и остановилось. Никакого паспорта к алжирцам турки не дали. Да он и не понадобился. Никаких русских торговых кораблей из Архангельска в Средиземном море не появилось.

XXI. Отпускные аудиенции у султана и у великого визиря

Предметом долгих переговоров был также вопрос об отпускной аудиенции у султана. Посланники желали непременно перед отъездом иметь личную аудиенцию у самого султана. Однако, поставив этот вопрос перед Александром Маврокордато 8 июля, они получили от него категорический ответ, что им у султана на отпуске не быть «для нижайшего их чина». На отпуске у султана бывают только послы, а посланников отпускает визирь[1223]. Ответ Маврокордато привел, по-видимому, посланников в сильное волнение, они его не ожидали: «О таком дивном и нечаемом деле зело удивились» и затем в ряде «пересылок» с Маврокордато (9, 11, 12 и 13 июля) выдвинули целый, можно сказать, строй аргументов за то, чтобы отпускная аудиенция была дана им у султана. Отказ был бы неслыханным умалением чести государя. Так как они присланы к государю, то и отпущены должны быть самим же государем, а не его наместником.

Если они, посланники, «худы и бесчестны», то для чего было с ними делать такое великое дело, как заключение мира? Надобно было им сказать с самого начала, что «такого великого дела с такими малочиновными людьми делать нельзя: они бы отписали тогда о том государю, и в два месяца им был бы прислан посольский характер». Если бы царю было известно, что посланники у здешнего двора в таком малом почитании бывают, он бы их в таком чине и не посылал. Посланники далее обращали внимание на свое название «чрезвычайные», говоря: «А когда чрезвычайные, то подобны послом». Честь воздается не послу и не посланнику, но самому тому государю, от которого он прислан. Если бы