– А-а… – успокаиваясь, качнул головой Петр, чемнапомнил Виктору быка, которого угомонил пастух. – Нет, детей у нас нет.Пока. Потом, может, будут.

Неприятная тема была исчерпана, и Тоню с Виктором посадилиза стол.

Через час Тоне казалось, что она провела в этом доме поменьшей мере неделю, ужасно хотелось уйти отсюда, но Виктор активноинтересовался делами Рыбкиных, расспрашивал о бизнесе, выражал восхищение.Глафира принимала все за чистую монету, но Тоня не поручилась бы, что ее мужтоже поддался обаянию Виктора. Тот мало говорил, много ел и иногда, когдаВиктор особенно пылко отзывался об очередной идее Глафиры, пристально смотрелна него маленькими глазками неопределенного цвета. С Тоней он почти неразговаривал, только изредка просил передать то салат, то жареную курицу.

«Неприятный человек, – решила Тоня. – Даже сидетьс ним рядом тяжело. Словно давит что-то. Наверное, идея отдать несчастнуюбабушку в психушку принадлежала ему». На Глафиру она вообще старалась смотретькак можно меньше и испытала огромное облегчение, когда наконец-то можно быловыйти из-за стола.

«Глашка, конечно, дура полная, – думал Виктор, – авот к супругу ее стоит присмотреться. Увалень увальнем, конечно, деревенщинаполная, но бизнес у него идет, причем неплохо, значит, мозги в голове есть.Только его нельзя из себя выводить, он как бык становится. И шуток в свой адресне понимает наверняка». И Виктор выразил Глафире восхищение ее кулинарнымиспособностями, получив в ответ приглашение заходить почаще.

На обратном пути Тоня молчала, дома сразу легла,завернувшись в плед, а вечером пыталась отчитать Виктора и… получила жесткийотпор. Виктор сообщил ей, что она к своим без малого тридцати годам вести себякак воспитанный человек не научилась, если в неинтересном ей обществе не можетубедительно изобразить оживление и хотя бы мало-мальски поддержать обычныйтреп. Тема детей, как он сказал, для тактичных людей является запретной, еслитолько сами хозяева ее не затрагивают, потому что у людей может быть тысячапричин, по которым у них нет наследников, и можно изрядно испортить людямнастроение, если, например, у тех проблемы со здоровьем. («Раньше я думал, чтоты понимаешь такие вещи!»)

– Хочешь, можешь в следующий раз оставатьсядома, – сказал ей напоследок Виктор. – Но тогда не жалуйся, что тебепойти некуда и нечем заняться. Поняла?

– Подожди, ты что, еще раз собираешься к ним пойти?

– Почему бы нет? Мне интересен Петр, и я хочу понять,как он из сына тракториста, который свое имя написать толком не мог, сталдостаточно неплохим дельцом. Я сегодня отвлекся и от работы, и от домашних дел.Ты все-таки не забывай, что я вообще-то еще работаю, помимо того, что занимаюсьдомом!

– Да век бы его не видать, твой дом! – несдержалась Тоня и тут же пожалела о вылетевших словах.

Виктор, уже стоявший в дверях, медленно обернулся,пристально посмотрел на Тоню и негромко спросил:

– Ты в свое время согласилась на переезд?

Тоня молчала.

– Ответь мне.

– Да, – кивнула она, изучая кухонный стол.

– Вот и отвечай за свои решения. Ты не маленькаядевочка, чтобы ныть: «Ах, Витя, зачем ты меня сюда привез?» А если попытаешьсяиграть такую роль, я действительно начну относиться к тебе как к ребенку. Ясно?Ты сама все решила, и больше я не желаю слышать разговоров на данную тему. Иочень прошу, расплетай ты свою косу, хотя бы когда в гости идешь! Неужели таксложно?!

Рассматривая забор, поставленный Женькой, Виктор ругал себяза то, что не сдержался под конец. Все равно с волосами своими же ничего несделает, а обидится сильно. Ладно, отойдет. Хотя вообще-то характер у неекакой-то странный стал в последние два месяца. Как у беременной. Родить ейнадо, вот что! И будет чем заняться, и пора уже – все-таки не девочка. Завтранужно поговорить на эту тему, окончательно решил он, а сегодня пускай в себяпридет. В другой раз подумает, прежде чем голос на него повышать.

– Петь, ну как тебе Чернявский? – ходила вокругмужа Глафира, заискивающе заглядывая ему в глаза.

– Никак. Нечего мне с ним делать.

– Может, подумаешь?

– Глашка, не лезь не в свои дела, поняла? И вообще, идидавай к себе, у меня еще до хрена работы на сегодня, а ты ко мне со своимЧернявским пристаешь. Иди, я сказал!

Глафира выскочила за дверь, забыв захватить с собой Шейлока.Ну вот, опять Петечка рассердился. Ну ничего, ничего, пускай подумает – головау него светлая, наверняка согласится.

Глафира обвела взглядом спальню, задержавшись на картине собнаженной женщиной, подошла к кровати и провела короткими пальцами по букве наспинке. И тут же вспомнила Тоню. Стерва, вот стерва! «Наверное, у вас детеймного»! Ничего, я тебе устрою детей. Она выдвинула ящичек трюмо, достала оттуданебольшой мешочек и принялась методично доставать и раскладывать вокруг себявсякую ерунду: кусочек какого-то вязкого вещества, обрывки ниток, парузаостренных с обоих концов палочек, похожих на зубочистки, шарик с дырочкойпосередине. Затем откинулась на спинку стула и удовлетворенно улыбнулась. Ночьобещала быть веселой.

Двадцать лет назад

Витька зашел в комнату и хлопнул дверью. Черт, как они всеего достали! Достал идиот Графка, достала бабушка, которая не в состоянииделать то, что надо. Еще и его отчитала: «Добрее нужно быть, Витюша, он жебольной человек, да и немолодой уже». Ну, так попросила бы здорового имолодого, а не возилась с жалким алкоголиком. И еще Юлька достала со своимищенячьими взглядами. Сашка с Колькой, конечно, олухи, но скоро догадаются, вчем дело, или она сама им по глупости все расскажет. Черт, что за лето такое?!

Витька подошел к столу, на котором красовалась фотография вжелезной рамочке. Мать, отец и он сам. Бабушка снимок очень любила, убирать неразрешала, а когда садились за стол, прятала в шкаф с посудой. Каждый разВитька надеялся, что она забудет его оттуда достать, и каждый раз она все-такидоставала. Он даже подумывал, не расколошматить ли чертову рамку, но понимал,что это ни к чему не приведет – закажет бабуля новую, вот и все. Да к тому жерасстроится, что уж совсем никуда не годится. Кто-кто, а бабушка тут совсем нипри чем.

Виктор хорошо помнил, при каких обстоятельствах была сделанафотография. Дядя Лева, который везде ходил со своим «Зенитом», зашел как разтогда, когда отец с матерью скандалили. Витька сидел в своей комнате и пыталсяделать уроки, включив магнитофон, но даже Цой не мог заглушить голосовродителей. И хотя долетали до него лишь обрывки фраз, Вите хотелось выскочитьиз комнаты и швырнуть в обоих родителей магнитофоном, чтобы они пересталиразговаривать о таких отвратительных вещах и стали вести себя как нормальные,примерные папа с мамой.

– Я же просила тебя, сколько раз просила! –слышался страдальческий голос матери. – Неужели ты не мог хотя бы в этомменя послушать? Нет, тебе обязательно нужно было сделать по-своему, как тысчитал нужным! И что мне теперь делать? Скажи, что мне теперь делать?!