В комнату неслышно зашел Шейлок, подошел к Глафире и потерсяо ее ноги.

– Что, заявился? Ну иди сюда, муся моя, пуся моя!

Глафира взяла кота на руки, и тот замурлыкал, подставляялобастую голову под ее короткопалую руку. Глафира умиротворенно улыбнулась иоткинулась на бордовые подушки. Она была счастлива.

В этот вечер Виктор с Тоней поссорились. Последнее времяссоры случались нечасто, потому что Тоней владела какая-то апатия, и она невступала ни в споры, ни в перепалки. Но на сей раз она вышла из своегополусонного состояния, и причиной были те ужасные люди, к которым Викторпотащил ее в субботу вместо поездки в зоопарк.

– Тонь, ты пойми, мне просто хочется на них посмотреть,посмеяться, – уговаривал он ее. – Я их с детства знаю, они оба моировесники, да и женились, можно сказать, на моих глазах. Это ж как вКунсткамере побывать: они такие же уроды, если не большие. Вот я и хочуразвлечься, честно признаюсь. Да ты их увидишь – сама хохотать будешь, иникакого зоопарка не надо!

Но Тоня не испытывала страсти Виктора к коллекционированиютипажей, как он это называл, и толком не понимала, что его слова значат.Рассказа бабы Степаниды ей вполне хватило, чтобы заранее проникнуться сильнойнеприязнью к Глафире с Петей, и только аргумент Виктора («Тоня, все-таки нужнообо всем иметь собственное мнение, а не бабок всяких слушать») заставил еепойти к ним в гости.

Накануне, забежав за чем-то к бабе Степаниде, она неудержалась и спросила про старых знакомых Виктора. К ее удивлению, добрейшаяСтепанида нахмурилась и сказала, что говорить про «этих убогих» не желает и чтобог им судья. В конце концов Тоня выудила из нее историю семьи Рыбкиных ипоняла, почему «старые деревенские» с ними не общались.

Отец Глафиры был запойным пьяницей, работать не хотел, ижила вся семья на пенсию бабки Александры да на то, что приносил огород.Впрочем, приносил он не так уж и плохо: Александра сумела поставить крепкоехозяйство, и были у них и куры, и утки, и поросята, и корова, а одно время иовец держали. Помощи от Митьки, сына, ей не было никакой, а в семье, помимосамой бабки, были только девчонка Глашка, существо безмозглое и ленивое, иВасилий, парень, в отличие от младшей сестры Глафиры, основательный итрудолюбивый. Мать у них молодой еще померла: утонула где-то на Волге. Вот онивтроем – старая да двое малых – и занимались своим большим хозяйством. Ну,пахали, конечно, в хвост и в гриву, света белого не видели, рассказывалабабушка Степанида, подслеповато глядя в окно. А у кого в деревне по-другому? Нотут Глафира вошла «в возраст», связалась с сынком тракториста Петькой,хулиганом и бестолочью, и начала характер показывать. Вся деревня знала, чтобабка время от времени лупит Глафиру чем попало, но девке ее наука, видно,впрок не шла – работать она не хотела, училась паршиво. И тогда за дело взялсяВасилий. Что уж там он Глафире наговорил, никто не знает, но приструнилсестрицу, а что Петька, прохвост, неделю с синяком под глазом ходил, такнеизвестно еще, откуда тот синяк: может, с трактора отцова упал. И вроде Глашкавзялась за ум, и вроде все опять наладилось у них.

Ну, пожили-пожили, а через полгода Глафира с Петькойсбежали. Да, так вот разом и сбежали, а куда – бог их знает. Оставили записку,мол, поехали в столицу, подзаработать, и пропали без вести. Ни писем от них небыло, ни посылок. И уж поговаривать стали в деревне, что и в живых-то обоихдавно нет, учитывая их дурость общую и неспособность к работе, но тут объявилсякто-то из московских с сообщением: вроде Глашка с Петькой по заграницам ездят,какой-то у них бизнес в Китае.

В ерунду такую никто не поверил, почесали языки и забыли. Атем временем Васька-то, старший брат, в армию ушел, и через год службы в тойармии пришло бабке известие, что внук ее стал жертвой несчастного случая. Вобщем, помер Васька.

Осталась Александра одна. Правда, временами сынок еенаведывался и… забирал что-нибудь из дома с собой. Хозяйство, само собой,развалилось, один огород остался да куры. Александра после смерти Василиячахнуть стала. Хоть и двужильная была, а тут и глухота у нее непонятно откудавзялась, и ноги стали распухать. А уж когда слепнуть начала, тут вообще страхбожий: как дальше-то жить? И в то самое время явилась Глафира со своиммуженьком.

Поначалу ее и не узнали. Прикатила на машине – на огромной,черной, хоть и едет тихо, что удивительно. Таких в Калинове еще не видели, ужпотом понаехали на самых разных, а тогда в диковину было, да… И вышла Глафираиз той машины не пойми в чем: то ли шубейка, то ли кофтенка – в общем, пузоприкрывает, а задница вся, прости господи, голышом. Ну, не голышом, в штанах,но вид срамной и неприличный. И штаны-то так ее обтягивают, что аж трещат назаднице, и ни сесть в них, ни пернуть по нужде никак нельзя: развалятся. ТакКатерина Ивановна рассказывала, а уж что там на самом деле было…. Может, иможно по нужде это самое дело, неизвестно.

И мужик Глашкин такой же. Вот его и вовсе никто узнать немог: уезжал – за вилами мог спрятаться, а приехал – в ворота пройти не может. Иведь не то чтобы толстый стал или распух сильно, а будто раздался во всехместах, и стал не Петька Рыбкин, а незнамо кто.

А бабка-то как внучке обрадовалась! Хоть и не особо еелюбила, да ведь родная душа, и можно старости не бояться. И тут Глафираогорошила: папаша ее, оказывается, умер – подобрали его где-то на улице ужемертвым и тому три дня как похоронили. Как матери не сказал никто, непонятно.Но, думается, Глафира тут руку приложила, потому как дальше выяснилось ещебольше. Она, оказывается, с ним виделась перед смертью, и не только виделась, аеще и заставила бумагу написать, завещание, по которому весь дом с хозяйствомотходил дочери его, Глафире. Дом-то был, оказывается, на Митьку записан, аникто и не знал, думали – Александра хозяйка. Ан нет. В общем, рассказалаГлафира бабке все новости и обрадовала: приехала она в деревню окончательно,дом будет перестраивать, а бабке прямая дорога к сестре ее троюродной, что подВоронежем где-то. Живите, мол, там вместе две старухи, а на мое имущество незарьтесь.

Рассказала это все Александра людям в магазине, пока вочереди за хлебом стояла, подошла к прилавку, а выговорить уж больше ничего ине может. Руки трясутся, глаза выкатились, и понесла: «Ах, Митенька, что ж тынаделал!» Пошли деревенские к Глафире, пристыдить и усовестить, а та, какувидела бабку, посадила ее в машину и увезла в неизвестном направлении. Нисама, ни Петька даже разговаривать ни с кем не стали, словно и не знакомывовсе. И пропала с тех пор Александра.

Потом уж узнали: Глафира ее, оказывается, отвезла вбольницу, и пока бабка бормотала про своего Митеньку беспутного, объяснила, чтота тронулась, буйная стала и на людей бросается. Александра и не слышала. Сталиее спрашивать о чем-то, она только плачет и руками машет, а сказать толкомничего не может. Оставили ее в больнице, полечили недельку, и что уж делали сней – неизвестно, а только через семь дней стала Александра совсемненормальная. Может, Глафира что доктору пообещала, может, что другое, а толькобыл человек – и не стало человека.