— Понимаешь, Миха, — выдохнул Александр Николаевич, — мне тоже нравится товарищ Чусов. Я полностью согласен с товарищем Долгих, что Егор Палыч преданный партии и правительству коммунист и с порученным ему делом отлично справляется. Чусов ответственный и совестливый работник. Ему можно доверить самый сложный участок на пересылке.

— Ему и так доверили самый сложный, куда уж сложней, — ухмыльнулся Логунов, — ты-то чего так стараешься? Прям из кожи вон лезешь…

— Понимаешь, Миха, всё бы ничего, но товарищ Чусов загордился малость, разговоры ведёт неправильные, про бывших господ в положительном тоне отзывается. А это уж последнее дело!

Логунов сердито замотал головой. Он был уверен, что Рагузин постарается свалить на молодого Чусова две баржи, чтобы тот отправился с конвоем вниз по Оби в спецпоселения, а оно вон что оказалось, Александр Николаевич хочет пригвоздить своего начальника. Да так, чтобы навечно, навсегда, чтобы втоптать его в мусор, в грязь, смешать с пылью. Чем же так насолил красавец Чусов старому каторжнику?

— Вряд ли, — пробормотал Логунов, и, рассеянно ухватившись за кипящий чайник, обжёгся. Схватив себя за ухо, он выматерился, одновременно соображая, как лучше поступить с нежданным гостем.

— У него жена беременная, ребёнок, родители в Москве, с чего ему неправильные разговоры вести? Не до того ему.

Логунов понял, что Рагузин хочет извести Чусова, да не просто извести, а чтоб под корень, и теперь соображал, как половчее подобраться к этому делу как можно ближе, будто бы оно от него исходит. И это не Рагузин выявил врага партии и правительства, а он, Мишка Логунов, — верный подчинённый товарища Долгих. В этом случае и доверия от начальства больше будет, и премию дадут. Скоро майские, а на майские праздники всегда большие премии выписывают.

— О чём и речь. Ему о семье думать надо, а он вон чо удумал! — горячо поддержал Рагузин, протягивая пустую кружку. — Плесни-ка, Миха, будь братом!

— Так какие речи вёл товарищ Чусов? — Из бутылки полилась жгучая коньячная струя, как огнём полыхнула. По кухне разнёсся терпкий запах.

— А сказал мне в доверительной беседе, что не будет в Томске проспекта имени товарища Сталина! Вот так и сказал, мол, не быть в городе такому проспекту.

Рагузин залпом выпил коньяк и стукнул кулаком по столу. Пустая кружка подпрыгнула и завалилась набок.

— А чему быть в таком случае? — В глазах Логунова загорелся хищный огонёк.

— Стадиону быть! Вот так и сказал, мол, вместо проспекта имени товарища Сталина построим стадион. Для него стадион важнее, чем сам товарищ Сталин! Наберут в органы шалупонь разную, вот они и дуркуют. Абы что несут, что на языках повисло.

Оба помолчали, обдумывая последующие действия. Логунов продумывал хитроумный план, как довести до сведения товарища Долгих важную информацию, чтобы комар носу не подточил, а Рагузин заметно скис, понимая, что прогадал, не нужно было доверяться Мишке. Поспешишь — людей насмешишь. Теперь Логунов сам попользуется важными сведениями, полученными от Александра Николаевича. Да, в таком деле всегда побеждает тот, кто первым пролезет в норку. Второму уже ничего не отломится. Александр Николаевич пьяно завозился, намекая, что не грех бы принять на грудь ещё полкружечки коньяка, но Мишка, заметив жадный взгляд Рагузина, спрятал бутылку в шкаф.

— Ты иди, Лександра Николаич, иди, поспи малость! Тебе полезно поспасть маненько.

В тоне Логунова было что-то такое, что объяснить невозможно, но ясно чувствовалась твёрдость и сталь. Рагузин нехотя поднялся. И хотя ему трудно было не то, что стоять, а даже сидеть, горячая внутренняя сила заставляла Александра Николаевича сжимать и разжимать пружину воли. Он мог рухнуть на пол в пьяном беспамятстве, но мог и сидеть, идти или разговаривать, как вполне трезвый и нормальный человек. Алкоголь давно не пьянил Рагузина, его мозг постоянно оставался в лихорадочно-возбуждённом состоянии.

И хотя весь личный состав целиком и полностью жил этим двойственным состоянием, смешанным из страха и пьяного возбуждения, Александр Николаевич считал, что именно он один из всех умеет управлять собственным мозгом при любом раскладе и делает это лучше других. Уверенность в своих силах придавала ему осанку и высокомерный взгляд, которые он не хотел терять ни при каких обстоятельствах.

Логунов лихорадочно соображал, что бы такое сказать Рагузину на прощание, чтобы остаться с ним в добрых отношениях, но понял, что любые слова будут лишними. Мишка вскочил, быстренько схватил котомку, бросил туда хлеб, бутылку с остатками коньяка, балык и две рыбины.

— Держи, Лександра Николаич, пригодится! Ночью покушаете.

Рагузин тупо посмотрел на мешок с едой, потыкал рукой, понял, что там бутылка, и осклабился, мол, продешевил я, но вслух ничего не сказал. Взяв котомку и открыв дверь, он, твёрдой походкой спустившись по лестнице, вышел на улицу. Рагузин что-то бормотал, покачивая головой. Он понимал, что сильно продешевил. Комбинация не удалась. Свежий ветер немного остудил воспалённое лицо товарища Рагузина. Раздражение прошло. Александр Николаевич знал, что делал. Пережитые годы каторги сделали из него каменного человека. Он научился относиться к жизни свысока. Не особо-то ценил её, но и постоять за себя мог. Любого, кто покусится на его место, живым закопает. Чусов его бесил. Выскочка, из московских, из ранних, уверен, что способен переплюнуть старого каторжника. Нетушки, красный командир Чусов! Нет для тебя места на земле рядом со старым большевиком Рагузиным. Александр Николаевич сердито выдохнул перегоревший воздух. Резко запахло спиртным. Пора на боковую.

В центре Томска недавно снесли церковь. Разрушенное здание торчало кривыми обгоревшими обломками. Над пожарищем свирепо завывал студёный северный ветер. В этих краях по вёснам бывают сильные заморозки.

Глава пятая

Егора Павловича взяли на рассвете. Ещё было темно. В дверь позвонили, дребезжащий звонок быстро сгорел от напряжения. Сразу стало тревожно на душе. Чусов поднялся и, натянув гимнастёрку, открыл дверь. Увидев, кто за дверью, понял, что пришли за ним. А от кого пришли — уже давно знал. В квартиру вошли два оперуполномоченных ГПУ и два охранника. Всего четверо. Александр Николаевич опередил. Первым успел написать донос. Чусов стал