молча собираться. У дверного косяка застыла Зоя, обхватив живот руками, молча наблюдала за сборами.

— Вы, мадама, отойдите от двери!

Зою резко оттолкнули, она ойкнула и тихо заплакала. Чусов рванулся к ней, но его нагнули и вывели, полуодетого, без сапог.

— Сапоги, сапоги ему дайте, — простонала Зоя, сползая по стене.

Хмурый, не выспавшийся охранник нашёл сапоги Чусова и бросил за дверь. Сапоги скатились по лестничному маршу, кто-то их подхватил, передал Егору Павловичу. Тот взял их под мышку: на ходу не надеть, портянки и носки дома остались. Босого, в гимнастёрке, вывели во двор. «Сейчас пристрелят», — подумал Чусов, но его затолкали в деревянный фургон. Там уже сидели какие-то люди, многие босые, без пальто и шинелей. Судя по выправке, по запаху одеколона, все были военными из разных ведомств. «Лишь бы Зою не тронули, — тоскливо подумал Чусов и прикрыл глаза, — она не вынесет издевательств. Слабая она, как стебелёк, тронь — и порвётся». Автомобиль взревел и покатил в сторону спецкомендатуры.

Зоя, сидя на полу и держась за живот, прислушивалась к беспокойному биению ребёнка. И вдруг донёсся шум отъезжающей машины. Зоя громко разрыдалась.

— Гражданочка, вы встаньте, сейчас обыск будет!

Люди в серой форме рылись в бумагах, вещах, книгах, кругом валялись какие-то тряпки, полотенца, непонятные предметы. Зоя всматривалась, не понимая, откуда что взялось, что это? В квартире всегда поддерживался порядок. Каждая вещь знала своё место. Теперь всё валяется. Эта пустая коробка из-под конфет осталась после гостей. Обрывок старого пальто припасён для кошки, которую собирались взять у соседей. Прежде всё это лежало в углу, а сейчас путается на полу, всем мешает, но убрать некому. Фрол на службе, ещё вчера утром отпросился. Наверное, он знал, что будет обыск. Фрол был преданным помощником, жаль его. Зоя обхватила себя руками и закачалась во все стороны.

— Что вы ищете? Скажите, я сама найду.

Она с трудом поднялась и села на стул, медленно осознавая, что муж больше не вернётся. В Москве тоже многих арестовали. Чусовы полагали, что отсидятся в Томске, что их не тронут. Решили завести второго ребёнка. Ничего не помогло. В спальне захныкала дочка. Кто-то пытался разбудить девочку.

— Не трогайте ребёнка. Моя дочь спит. Она больна. Простудилась.

— Ничего, вылечим. Там разберутся!

Плачущего ребёнка вытащили из кровати. Зоя попыталась подняться, но не смогла. Живот скрутило, резкая боль пульсировала в пояснице и позвоночнике. Не нужно было решаться на второго ребенка, хотя уже поздно сожалеть. Зоя встала на четвереньки, затем, опершись о стену, поднялась и подошла к дочери, взяла Светланку на руки.

— Не плачь, солнышко! Не плачь!

Других слов не было. Она ничем не могла успокоить дочь. Зоя поняла, что спокойная семейная жизнь закончилась. Больше

Больше ничего не будет. Никогда. И к этому нужно было привыкнуть.

* * *

Фрол вставил ключ, но дверь легко подалась внутрь. Оборвав с притолоки какую-то бумажку с печатями, он шагнул за порог. Прихожая ярко освещена, другие комнаты пугающе затемнены, чтобы свет не был виден с улицы. На низком диванчике дремали двое мужчин в затёртых кожанках. Увидев Фрола, незнакомцы угрожающе выставили стволы.

— Стоять!

Фрол бросил сумку со спецпайками на пол и вытянул руки. Продукты получены за два дня, хотел ужин приготовить. Хозяин просил тушёную капусту с мясом.

— Фрол Панин?

— Ну, я, а чо? Где хозяин-то?

Фрол уважал товарища Чусова за честность и прямоту. Ему нравилось, как Егор Павлович относился к нему, простому парню из деревни. И ещё Фрол был уверен, что с Чусовым ничего не случится, такая сила исходила от хозяина.

— Какой тебе тут хозяин нужен? Щас мы устроим! Пошли, деревня!

Фрол опустил руки и осторожно поднял котомку с продуктами. Он боялся, что еду отнимут, но его тут же подхватили под руки и выбросили на лестницу, а там погнали прикладами, чтобы шёл быстрее. На улице швырнули в «воронок».

— Вы кто? — закричал Фрол, вспомнив, что у Зои Сильвестровны вчера поднялась температура и девочка заболела. Где они? Где Егор Павлович?

— Гэпэу!

Дверь захлопнули и лязгнули засовом. Фрол присел на холодную скамейку, положив котомку на колени. Продукты надо беречь, пригодятся. Мало ли, как судьба сложится. Машина тряслась по ухабам, вдруг, резко затормозив, остановилась. Дверь распахнулась. Фрол не разглядел в темноте, кто выводил его из машины. В коридоре не было освещения, где-то вдали тускло мерцала лампочка. Фрола со всей силы втолкнули в кабинет и закрыли за ним дверь.

— Ты чего? — раздалось в темноте.

— Я чо, я ничо! Ну это, ничего, я Фрол Панин. Младший помсостава. У товарища Чусова служил. Вот, привезли к вам.

Фрол неловко переступил, стараясь сделать котомку незаметной.

— А-а, это ты, Фрол Панин, садись!

Неизвестный разговаривал почти полушёпотом, голос с клекочущей хрипотцой от непрерывного курения. В кабинете хоть топор вешай, так накурено. Фрол осторожно присел на стул, прижав котомку коленями.

— Ну, рассказывай, как ты докатился до жизни такой? — просипел голос и закашлялся.

— До какой такой? — прошептал Фрол, вглядываясь в темноту. На столе стояла настольная лампа с кругом тусклого света. За кругом была темнота.

— Ты, давай, не темни! Говори, как есть, — неожиданно взвизгнул голос, напугав Фрола до беспамятства.

— Да чо я темню-то? Не темню я, всё скажу, как есть! — затараторил Фрол и согнулся, пытаясь поймать под лампой лицо собеседника. — Только чо говорить-то? Вы уж подскажите.

Фрол вдруг понял, что если сказать правду, то и самого прихватят за шкирку, пристрелят сразу, мол, прислуживал вредителю советского строя. Надо выгородить хозяина, тогда и своя шкура спасётся. Фрол перекинул котомку от волнения. Эх, кабы знать, куда хозяина увезли!

— Ладно тебе, деревня, «чо-чо», — устало передразнил голос и вдруг из круга света высунулся человек. — Так о чём говорил товарищ Чусов? Ты слышал?

— Слышал, — подтвердил