— Забери свое барахло и убирайся! — закричалаЭдель.

— Ладно, девочки, успокойтесь, — сказала матьи натянуто улыбнулась Турстейну.

Марианна перегнулась через перила.

— Бурная сцена, — сказала она,пренебрежительно махнув в сторону Эдель. Но обращалась она к Горму и Турстейну.Ее взгляд говорил: «Да-да, пусть делает что хочет. Мы не виноваты, что онаведет себя как ребенок».

— Я не знала, что ты придешь с гостем, —сказала мать.

— Это же Турстейн!

Мать встревоженно переводила взгляд с одногона другого. Турстейн отступил к двери.

— Мы пойдем ко мне, — быстро сказал Горм ипотянул Турстейна за собой.

— Может, сегодня не совсем удобно... Марианнапереселяется в другую комнату, — сказала мать, беспомощно глядя на Эдель,которая без стеснения вышвыривала из комнаты платья и другие вещи Марианны.

— Очень удобно, — сказал Горм и потащилТурстейна по лестнице.

Марианна, вызывающе подбоченясь, наблюдала забуйством Эдель. Турстейну в ногу угодила щетка для волос, он остановился. Потомзахохотал. На мгновение все стихло, Эдель высунула голову из комнаты. УвидевТурстейна, она захлопнула дверь.

Горма бросило в жар. А Турстейн поднял щетку ипротянул ее Марианне.

— Спасибо, — сказала она и улыбнулась.

Горм поднял с пола две фотографии кинозвезд иотнес их в комнату для гостей, которую теперь, по-видимому, займет Марианна.Сестра стояла спиной к комоду. Волна волос отражалась в зеркале.

— Хочешь, я помогу тебе повесить картины? —услыхал Горм голос Турстейна.

— Там видно будет, сперва здесь надо немногоприбрать, — ответила Марианна, все еще улыбаясь.

Почему она так смотрит? Ведь это всего лишьТурстейн.

— Пошли! — быстро сказал Горм.

Не отрывая глаз от Марианны, Турстейн медленнопоследовал за ним в его комнату.

— Счастливчик, у тебя такие сестры, —усмехнулся он, когда Горм закрыл дверь.

— А ты? У тебя тоже есть сестры!

— Они еще маленькие, — смущенно сказалТурстейн. Горм понял Турстейна, но не подал виду.

Когда они делали уроки по математике, явиласьМарианна и спросила, не отправит ли Турстейн по дороге домой ее письмо. Турстейнпросиял, словно получил подарок. Ужасно глупо. Марианна все еще держала в рукещетку для волос и стояла, явно желая покрасоваться.

— Если хочешь, могу и волосы тебе расчесать, —предложил Турстейн.

— Неужели правда? — проворковала Марианна.

— Оставьте свои глупости, нам надо заниматьсяматематикой, — напомнил Горм.

— Да-да, ведь вы так заняты, — вздохнулаМарианна и с загадочной улыбкой пошла к двери.

Перед уходом Турстейн спросил, нельзя ли емуприйти к Горму завтра.

— Завтра нет. Я буду занят.

— А когда можно?

— Я подумаю, — сказал Горм и захлопнул учебникпо математике.

Он слышал, как Турстейн внизу разговаривал сМарианной, но слов разобрать не мог. Они смеялись. Сперва Турстейн что-тосказал, и Марианна засмеялась. Потом они засмеялись оба.

Весь вечер Горм думал, не рассердилась ли нанего Марианна. И даже порывался пойти к ней и предложить свою помощь. Онпредставлял себе, что она, закрыв глаза, сидит на пуфике перед комодом. Он неостановится у дверей, а пройдет прямо в комнату. И она его не выгонит.

— Хочешь, я повешу портреты кинозвезд? —предложит он.

— Я отдала их Эдель. Это игрушки для детей, —ответит она равнодушно.

Он кивнет ей в знак согласия.

— У меня есть книга, которая тебе навернякапонравится, — скажет он.

— Правда? А может, ты расчешешь мне волосы?

Она сидит на пуфике с распущенными волосами. Ион щеткой осторожно проводит по волосам Марианны.

— Сильнее!

Он нажимает сильнее и перед каждым взмахомслегка приподнимает волосы вверх. Марианна вздыхает и не двигается. Долго.Странный, еле слышный звук скользящей по волосам щетки кружит ему голову. Емухочется, чтобы это длилось вечно.

— Спасибо, что ты тогда не проболтался. О Юнеи Хоконе, — говорит она, и ее дыхание становится прерывистым.

— Что за глупости, — твердо отвечает он.

Ее мягкие волосы ласкают его ладонь. Онглотает воздух.

— Все равно спасибо, — говорит она иприжимается к его руке.

Однажды, когда у них обедала бабушка, матьзаговорила о том, как ей не хватает духовного единства. Внутренней силы. Силы,которую нельзя получить от людей. При этом она широко открытыми глазамисмотрела на отца. Горм сомневался, что отец это заметил и вообще слышал ееслова.

На тарелках лежало фрикасе из цыпленка. Гормувдруг расхотелось есть.

Эдель грустно смотрела на мать. Марианна ела,не поднимая глаз от тарелки. Отец тоже.

Ну вот, сейчас мать снова скажет, что должнауехать. В последние годы она уезжала регулярно. На юг, к подруге, которую Гормникогда не видел. В санаторий. На похороны или на дни рождения дальнихродственников, о которых он тоже никогда не слышал. Чаще всего она ездила всанаторий.

Бабушка дожевала цыпленка и прямо спросила,что мать имеет в виду под «духовным единством».

Мать отложила нож с вилкой и закрыла глаза.

— Духовное единство, дорогая моя свекровь,есть там, где не все измеряется и взвешивается только временем и деньгами. Гдежажда одиночества и жажда жизни могут, не стыдясь, сменять друг друга.Признание присутствия Бога во Вселенной является там единственным настоящимбогатством.

— Интересно. — Бабушка поднесла салфетку кгубам.

— Людям нельзя доверять, они ненадежны изаняты своими делами. Я пришла к заключению, что доверять можно только Богу, —сказала мать, пристально глядя на отца.

— Поступай как знаешь, дорогая, — проговорилон спокойно.

— Нужно ли понимать это так, что ты сновавпала в религиозность? — спросила бабушка у матери голосом, который Горм не разслышал и раньше.

Он разглядывал фрикасе. Вид у него былнеаппетитный. Отец молчал.

— Последний раз это было несколько лет назад,— с улыбкой продолжала бабушка.

Все молчали, никто не подал голос в защитуматери. Да и непонятно было, от чего ее следует защищать, ведь бабушка несказала ничего обидного. И все-таки это было неправильно. Бабушка не принимаетмать всерьез. Она смотрит на нее свысока. Почему?

Взглянув на Марианну, Горм понял, что оначего-то ждет от него. Он отчетливо это чувствовал. Не успев подумать, он сказалто, что вертелось у него в голове. Непоправимое.