И Василиса сказала просто:

– Для начала привет я ему передать должна. А еще…

– Что еще?

Глаза Марьи Петровны полыхнули таким жгучим любопытством, что Василиса окончательно уверилась: неспроста эта тетка расспрашивает.

– И еще бабушка приглашает его самого к нам в гости.

– Ах, в гости.

Марья Петровна сразу сникла. Она явно ожидала услышать что-то другое. А Василиса подумала, что у этой женщины что-то на уме, и это ей совсем не понравилось. Пожалуй, зря она остановилась в этом доме. Зря поддалась на уговоры Батурина. Надо было ехать прямиком в Малочаевку, время еще позволяло это сделать. Но тут Василиса выглянула в окно, поняла, что уже совсем стемнело, и отбросила эти мысли.

Хороша бы она была сейчас одна в незнакомом месте и в темноте. И еще неизвестно, как бы приняли ее староверы. Прибудь к ним Василиса в компании Саввы, дело другое. Но она приедет одна, да еще привезет такую ужасную весть. И снова страшные мысли стали одолевать Василису. А ну как староверы начнут подозревать, что Василиса и ее бабушка приложили руку к убийству их посланника?

И глядя в темноту за окном, а потом переведя взгляд на стол, буквально ломившийся от всевозможных домашних закусок и разносолов, Василиса устыдилась своих прежних мыслей насчет своих гостеприимных хозяев. Милые люди эти Батурины. Приютили ее, приготовили вкусный ужин, удобную постель. А она подозревает их черт-те в чем. Любопытна Марья Петровна, так этот грешок не за ней одной водится. Ничего страшного.

И все же Василиса при первом удобном случае сослалась на усталость и попросилась в постель. Марья Петровна пыталась уговорить посидеть еще, говорила, что ей хочется получше узнать Василису. Но Василиса нашла неожиданную поддержку в лице Батурина.

– Правильно, – сказал он решительно. – Завтра вставать чуть свет. До Малочаевки езды-то без малого три часа. Пора и на боковую. Калязин-то не звонил?

Они ждали его весь вечер, но он не только не появился, но и никак не дал о себе знать.

– Звонил. Пока ты в аэропорту был, звонил.

– А мне чего на трубу не звякнул?

– Сказал, не смог дозвониться.

– А… И чего сказал?

– А что ему сказать? То же самое. Болеет вовсю. Сказал, что если лучше ему не станет, чтобы вы сами завтра ехали.

– Интересное кино! – удивился Батурин. – Как же самим-то?

– Неужели не доедете? Дорогу ты знаешь. Зачем вам Калязин?

– Все равно без сопровождения как-то странно. Дело-то непростое. Как ни крути, а Савву-то убили.

Но Марья Петровна убежденно сказала:

– Без Калязина еще лучше выйдет! А то Прохор Кузьмич – он человек к властям недоверчивый. Увидит, что с вами полиция, мигом ощетинится. И на Василису букой смотреть станет.

– Может, ты и права, – пробормотал Батурин. – Но все-таки я Калязину позвоню. Уговор же был.

Но дозвониться он не сумел. Все время попадал не туда.

– Что за ерунда? Помню, как записывал его телефон.

– Это Господь тебе намекает, что нечего с собой этого Калязина тащить.

Игнат Федорович снова пожал плечами, а потом пошел спать. Он захрапел первым. Прислушиваясь к его руладам за стенкой, постепенно задремала и Василиса. Марья Петровна хлопотала в столовой, убирая угощение, пряча остатки в холодильник и на застекленную лоджию. Женщина специально растягивала свои дела. Она ждала, когда уснут муж и гостья. А убедившись, что оба крепко спят, женщина открыла сумку Василисы и внимательнейшим образом осмотрела. Она не пропустила ни единой складки на одежде и внимательно читала все бумажки, которые удалось обнаружить.

Не найдя ничего, что ее могло бы заинтересовать, она вышла на лоджию и, достав сотовый, набрала хорошо знакомый ей номер.

– Девчонка молчит.

– Говорил, что глупость ты затеяла.

– Нет, не глупость. Теперь я уверена, что девчонка что-то знает и скрывает.

– Надо думать, – хмыкнул мужской голос. – Иначе старуха бы ее сюда и не прислала.

И после непродолжительного молчания мужской голос произнес:

– Думаешь, старая ведьма рассказала внучке?

– Если из ума не выжила, то рассказала.

Мужской голос еще немного помолчал, а потом спросил:

– Завтра как? Все по плану?

– Да. Как мы и договаривались. Муж повезет девчонку в Малочаевку.

– Проследи, чтобы они выехали пораньше.

– Муж так и хочет.

Возникла пауза. Потом мужской голос произнес:

– Попрощайся там с ним ласково…

– Это еще зачем?

– Пусть с хорошим сердцем от тебя уедет.

– Какой ты добрый! – фыркнула Марья Петровна. – Даже о нем и то думаешь!

– А как же? Мы в этом мире живем, чтобы доброе делать.

– Обо мне лучше подумай.

– Только о тебе одной, моя красотуля, и думаю.

И собеседник отключился, не прощаясь. А Марья Петровна еще долго стояла на лоджии, вдыхая холодный воздух. Но если обычно при взгляде на спальные районы, застроенные бетонными коробками, Марью Петровну охватывала тоска, то сегодня она испытывала удовольствие. Она знала, что дышать ей этим отвратительным воздухом осталось совсем недолго. Может быть, неделю, а может, и несколько дней. А потом… потом они уедут!

Уедут навсегда, чтобы никогда не возвращаться в эти холодные, суровые и неприветливые края, к унылой, однообразной работе, к нищете и убожеству. Если хватит денег, купят тропический остров. Если не хватит, хотя бы гостиницу. О, они станут самыми счастливыми людьми на свете, когда им удастся завладеть деньгами старого скупердяя.

Из открытого окна спальни раздавались звучные раскаты храпа. Игнат Федорович – ее супруг, владелец этих трехкомнатных хором, которыми необычайно гордился, – всегда спал с открытым окном, невзирая на время года и погоду за окном. Вот последовал особенно громкая рулада, и Марья Петровна болезненно сжалась. Снова этот человек! Снова храпит! Как же он ей отвратителен! И он сам, и его храп! И как ненавистны ей его редкие несмелые прикосновения! Разве можно сравнить его с тем молодым и горячим телом, которое достанется ей очень скоро вместе с богатством.

И чтобы заглушить голос совести, который внезапно поднял голову, Марья Петровна произнесла вслух:

– Эти деньги такие же ее, как и мои. Я их заслужила не меньше, а нужны они мне гораздо больше.

Но она говорила это, исключительно чтобы убедить саму себя, что поступает правильно. Про себя она знала, что задумала настоящую аферу – совсем непорядочную и даже преступную. И ее внутренний голос не поддался на уловку и завопил что было сил. Одумайся! Остановись! Еще есть время!