Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Признавая, что понятие αυτονομία в Пелопоннесском союзе имело отчасти реальный смысл, мы ни в коей мере не отрицаем того, что Спарта нарушала автономию своих союзников: по крайней мере, она, как и афинское государство, жестоким образом подавляла их восстания (например, тегеатов). И вместе с тем следует отметить, что в сравнении с Афинами Спарта вплоть до конца V в. до н. э. не покушалась на свободу (έλευυερία) своих союзников. Во всяком случае, в рассматриваемое время не известны факты установления Спартой в союзных городах военных гарнизонов, отправления специальных должностных лиц — гармостов, которые должны были следить за сохранением в городах внутренних порядков, угодных лакедемонянам; не известны и факты передачи части земли союзников спартанским гражданам. Причину этого нужно видеть в недостаточном развитии товарно-денежных отношений в Спарте, что в рассматриваемый период, бесспорно, замедляло расслоение спартанской «общины равных». Консерватизм и традиционализм в социально-экономических отношениях не способствовали развитию в Пелопоннесском союзе стройной политической структуры с достаточно разработанной системой правовых норм.
Исследуя взаимоотношения между Спартой и ее союзниками, ученые обычно рассматривают членов Пелопоннесской лиги как однородную массу, выделяя из нее лишь Коринф[115]. Тем не менее свидетельства источников дают основание считать, что союзники Спарты не были однородны по своему составу (Hdt., V, 75 sq.; 92 sq.; Thuc., I, 27; 28, 1; V, 22; 25; 31, 6; 34). Среди них были маленькие и большие государства, подчинившие своему господству некоторые соседние общины. Поэтому во взаимоотношениях со Спартой города, входившие в Пелопоннесский союз, не были в равном положении. По-видимому, Коринф, Элида и, вероятно, Мегары и Мантинея находились в меньшей зависимости от Спарты по сравнению с Сикионом, Тегеей и остальными членами лиги. Подтверждением этому может служить сообщение Фукидида (Thuc., II, 9, 3) о том, что в Пелопоннесском союзе было четкое разграничение между теми союзниками, которые поставляли флот, конницу и пехоту. Несомненно, союзники, доставлявшие флот (Коринф, Мегары, Элида), находились в более привилегированном положении, чем остальные.
Обладая относительной самостоятельностью, Коринф, Мегары и Элида нередко оказывали давление на Спарту, побуждая ее принимать решения, удовлетворяющие их внешнеполитические цели. Наиболее могущественным среди пелопоннесских союзников был, несомненно, Коринф. Обладая большим флотом, будучи крупным торгово-ремесленным центром материковой Греции и сохраняя контроль над большей частью своих колоний, коринфяне удерживали господство на морских торговых путях, ведущих через Коринфский залив в западное Средиземноморье. Кроме того, они имели интересы и в Эгеиде, владея колонией Потидеей на полуострове Халкидика и поддерживая с ней тесный контакт (Thuc., I, 56-59).
Так что в условиях растущего морского могущества Афин внешняя политика Коринфа и его отношения с соседями всегда имели широкий резонанс и касались общеэллинских интересов. В этой ситуации, естественно, коринфяне были не в состоянии решать многие возникшие перед ними проблемы собственными силами. Поэтому Коринф был заинтересован в существовании достаточно сильного Пелопоннесского союза под главенством Спарты: во-первых, это всегда обеспечивало ему защиту от посягательств аргивян, а во-вторых, нуждаясь в помощи союзников, коринфяне, занимавшие относительно самостоятельное положение в Пелопоннесской лиге, могли оказывать давление на Спарту, требуя от нее и членов Пелопоннесского союза более энергичных действий (Thuc., I, 69—72). Вместе с тем Коринф был способен и тормозить спартанскую внешнюю политику, боясь потерять свою самостоятельность и привилегированное положение в союзе в случае чрезмерно сильного укрепления Спартой своего господства к северу от Истма, в средней и центральной Греции.
Таким образом, бесспорно, Пелопоннесский союз являлся инструментом спартанской внешней политики, взаимоотношение же лакедемонян с союзниками было важным фактором, оказывавшим существенное влияние на ее характер.
2. Обострение афинско-спартанских противоречий и образование Делосской симмахии
Образование Делосской симмахии тесно связано с Эллинским союзом против персов[116]. Возникшая в 481 г. до н. э. Эллинская лига к концу 479 г. до н. э. превратилась в представительную организацию, объединявшую в себе большое число греческих государств. Значительно усилился авторитет Афин, которые имели надежную опору в лице ионийских и эолийских полисов, ставших членами Эллинского союза в течение 481—479 гг. до н. э. (Hdt., VIII, 46; 48; 132; IX, 90-92; 103 sq.; 106; Diod., XI, 37). Это создавало предпосылки для изменения соотношения политических сил в союзе не в пользу лакедемонян, что особенно обнаружилось во время совещания союзников на Самосе в 479 г. до н. э. (Hdt., IX, 106; Diod., XI, 37)[117].
Данное совещание явилось важной вехой в истории Эллинского союза и афинско-спартанских отношений. Оно показало, что Спарта более не имела абсолютного большинства в союзе и не могла проводить нужные для себя решения без какого-либо противодействия. Попытка пелопоннесцев вместе с лакедемонянами решить проблему защиты ионийских полисов путем переселения их граждан на земли тех эллинов, которые выступали на стороне персов, не достигла успеха. Что касается Афин, то они, опираясь на свое морское могущество, впервые со времени образования Эллинского союза выразили категорическое несогласие со Спартой и пелопоннесцами и, подстрекая против них ионийцев, положили начало расколу в антиперсидской коалиции.
В соответствии с решением совещания эллинов на Самосе союзный флот во главе со спартанцем Леотихидом (афинский отряд кораблей возглавлял Ксантипп) в 479 г. до н. э.