прыгали у нее в глазах, в ушах нарастал свист, мозг отказывался включаться. Бессознательно осмотрев комнату, подошла к нише и, взяв в руки ветку оливы, поднесла к глазам:

– Принеси богу жертву, и полпути к спасению он тебе укажет, предложив остальной путь пройти самому.

Во дворце царь Тигран III, сидя в кресле с изящной резьбой по дереву, внимал Гранту.

– Государь! – Советник говорил как всегда веско: – Твое царство велико, власть беспредельна, с тобой считаются Рим и Парфия, соперничая за влияние в Армении. Палладиум пророчествовал: страна останется независимой. Неужели ты, потомок Тиграна II Великого, ставишь под сомнение самостоятельность государства и готов признать римский диктат? История тебе этого не простит!

– История – всего лишь факты, имена, о которых вспоминают, чтобы оправдывать неблаговидные поступки. – Лицо царя, гладко выбритое на римский манер, было непроницаемым.

– Умалчивая о многом, история все же возносит тех, кто сражается, но низвергает малодушных. – Грант пытался пробудить в нем честолюбие.

Тигрис, выросший в Риме, получив классическое образование и переняв чужие нравы, внешне больше походивший на римлянина, чем на армянина, колебался. Могущество армянской знати, настроенной проримски, в условиях иноземного нашествия возросло, однако проримская группировка составляла меньшинство, так как большая часть аристократии ориентировалась на Парфию. Учитывая это обстоятельство, он подумал: «Мысли царя – это начало поступков. Почести врага изменили мой нрав, но нужны ли чужие нравы моим соотечественникам? Насаждать римское в Армении – значит устремиться к порабощению. Этого не должно случиться! То, что не рождается, не умирает».

Грант наседал:

– Государь! Народ готов отстоять национальную индивидуальность. Никому не навязывая веру, мораль, идеалы, не позволим также вмешиваться и в свои внутренние дела…

Открылась дверь, и на пороге появился евнух Вахинак. Поклонившись, бросая косые взгляды на Гранта, он дождался знака царя подойти.

– Государь! – Управляющий двором, исполненный пафоса, начал доклад: – Палладиум римляне не нашли, что грозит войной. Они не успокоятся, пока не получат эту деревянную куклу. О, канон! – Вахинак сокрушенно воздел руки к небу. – Твое царство разорят, Армению сделают поместьем римского народа, патриотов и аристократов убьют, земли отнимут, тебя казнят! Стоит ли все это проклятого идола, символизм которого имеет сомнительную ценность?

Но царь уже принял решение, в правоте которого был непоколебим:

– Посеять разумное и нравственное – смысл благодеяния правителя, сделать страну независимой – его великая цель. Ограничимся чисто формальным признанием верховенства Рима. – Посмотрев в окно на Арарат, задумчиво произнес: – Думаю, пора отрастить бороду.

Глава 13

На Лесбосе Агриппа, сидя за рабочим столом, читал секретное письмо императора на вощеной табличке, прибывшее с утренней почтой. Август писал: «Реши задачу, и получишь трибунскую власть, станешь равным мне соправителем…» Агриппа, оторвавшись от чтения, скривился: Август, умело манипулирующий людьми, не сделает его полноценным соправителем никогда. Императору нужен соправитель лишь для одного – вести войны в то время, как сам принцепс управляет миром.

Продолжил чтение: «Надеюсь, твой высокий статус поможет успешно справиться с ситуацией».

Стерев лопаточкой письмо на воске, проконсул тут же написал стилусом ответ, мол, все идет по плану, и обратился к донесению Лоллия. На табличке из самшита с темным воском были нанесены знаки с шифром Цезаря. Заменив значки в открытом тексте символами подстановки, прочитал: «Палладиум существует; шпионы нашли тайник; рискуя жизнью, я проникнул в него, но был атакован “Цербером”; мятежники ушли со статуей подземным ходом; поведение Тигриса резко изменилось: демонстративно отрастил бороду».

Агриппа задумался: «Тигрис из друга Рима превращается во врага? Не ожидал! Империя разрастается, подминая под себя страны и народы. Все, кто бросил вызов непобедимой римской армии, уничтожены или безропотно сдались, кроме Армении и Парфии, и это не может не беспокоить Империю. Что ж, есть средства решить проблему: заговоры, подкупы, клевета, предательство, убийство, наконец».

Уничтожив текст донесения, гладко загладив лопаточкой воск, написал Лоллию: «A potentia ad actum29».

Агриппа требовал действий. Постыдное поражение от парфян и постоянный спор за Армению уязвляли гордость не только проконсула, но всех римлян. Повелители мира желали стяжать лавры в доблести и первенстве.

Явился секретарь с донесением из Индии: «Индийский царь, восприняв благосклонно нашу просьбу о прямых контактах, – писал римский посланник, – направил посольство к Августу для заключения союзного договора. Он разрешил римским войскам свободный проход через Индию к парфянской границе, обещая всяческое содействие, вплоть до готовности принять морскую экспедицию». Агриппа победоносно ухмыльнулся: дипломатический нажим на парфян удвоился, ведь римские войска теперь могут атаковать как с запада, так и с востока.

– Секретарь, пусть это донесение случайно попадет в руки царю Фраату!

Две армии, римская и парфянская, сближались к границе между Арменией и Парфией. У зажатого горами населенного пункта Тебриз, недалеко от озера Умрия, армии остановились на расстоянии 5 стадий30 друг от друга и разбили лагеря. Тиберий приказал военному трибуну Гатерию готовить площадку для торжественной передачи орлов и пленных как раз на полдороге к парфянам.

– Учти, Гатерий, – Тиберий относился к своим подчиненным пренебрежительно и надменно, – я не могу дать промашку. На чашу весов положено мое будущее. Если церемония сорвется, сообщу императору, что провал произошел исключительно по твоей вине. Ты знаешь, как император поступает с неудачниками.

Император Август неудачников и ненадежных подданных либо отправлял в ссылку подальше от Рима, либо помещал доживать свои дни на необитаемый остров, либо казнил.

Гатерий промолчал, понимая, что унизить человека для Тиберия, 21-летнего пасынка императора  – превеликое удовольствие и, бросив тревожный взгляд на командующего, просто приступил к выполнению важной работы.

Для римского военачальника и парфянского царя было сооружено деревянное возвышение с балдахином (защита от палящего солнца) и установлены два золоченых кресла. По периметру церемониальной площадки врыли столбы, увитые ветками лавра, с чашами для огня наверху; между столбами натянули гирлянды из вечнозеленого самшита, цветов и лент.

Полевой лагерь парфян, беспорядочный бивак с палатками из шкур, кострами и охранением, кишел как муравейник: воины из знати, свободные и рабы, все с мечами, копьями и луками, все на лошадях (пешком ходили разве что рабы из вспомогательных подразделений), всего 10 тысяч человек против 20-тысячной группировки римлян, сновали и жужжали, напоминая в своих черно-желтых одеяниях пчел. Когда-то 10 тысяч парфянских всадников победили сильнейшую в мире 40-тысячную римскую армию Красса, завладев штандартами врага и пленив его солдат. Гарем, который сопровождал царя во всех походах, был тоже здесь.

В царском шатре на золотом походном троне в окружении царедворцев и охраны, одетый в фиолетовый кафтан, расшитый драгоценными камнями и жемчугом, сидел Фраат IV, изучая восковую табличку – донесение из Индии римского посланника, перехваченное парфянской разведкой. В другой руке Фраат держал золотой кубок, неспешно попивая напиток мудрости – божественную Хаому, которая изготавливалась исключительно для царя, его родственников и жрецов. К бродящему раствору сахара добавляли сок растения хаома и эфедрин – ядовитый психоактивный стимулятор,