Мой повелитель Фраат IV, властитель Востока, спаситель веры и посланец богов, поручил мне провести церемонию. Мы можем начинать.

Прозвучал гневный голос Тиберия, находящегося в состоянии крайнего раздражения:

– Шадман, где царь?!

– О, думаю, он занемог, но это никак не помешает торжеству добродетели. Все готово вершить великодушие и усмирить алчность.

Обозленный квестор, которого 60-летний старик посмел назвать «молодым», с силой ударил ногой по золоченому креслу, предназначенному царю, отшвырнув его далеко в сторону:

– В понимании варваров хорошие манеры – это признак слабости.

Шадман незлобиво произнес:

– Мы варвары, но нам проиграли Красс и Антоний.

Проглотив колкость, Тиберий крикнул:

– Начинайте церемонию!

Мощный звук тубы и буцин31, пронзительный и протяжный, издаваемый десятью римскими трубачами, воспроизвел сигнал «классикум»: взбодрить своих, вызвать тревогу у врага! На площадку вышел первый парфянский воин в черном кафтане с желтым поясом и желтой шапкой на голове, неся в руках шест со знаком легиона в виде орла, сделанного из серебра. Ему навстречу вышел центурион в церемониальном облачении – пластинчатый панцирь поверх желтой шерстяной рубахи, платок на шее, чтобы не натирать шею панцирем, красный плащ на плечах, золотистый шлем с поперечным красным гребнем на голове. Он принял с благоговением орла – символ могущества бога Юпитера, покровителя Рима, лихо развернулся и пошел в свое расположение. Все легионеры в этот момент испытывали сильные религиозные чувства, ведь потеря орла на поле боя считалась бесчестьем: римские солдаты, чтобы вернуть орла, готовы были умереть.

Один за другим на площадку выходили парфянские воины, передавая легионерам знаки: аквила32, сигнун33, фалеры34, вексиллум35.

Квестор в гордом одиночестве и с надменным видом сидел в кресле под балдахином, а рядом у возвышения потел на майском солнце парфянский вельможа. Вокруг площадки столпились солдаты обеих армий, поглощенные помпезным действием. Переговариваясь, они одобрительно кивали.

– Надеюсь, – сказал Тиберий парфянскому вельможе, – наши интересы не будут сталкиваться в Азии?

– О, командующий, – произнес Шадман, – перевеса в силе нет ни у Рима, ни у Парфии, хотя ты и приказал привести свои легионы в боевую готовность. Обуздав страсти и крайности, мы могли бы наслаждаться состоянием мира, безмятежности и гармонии.

Тиберий внимательно посмотрел на него:

– Предлагаете дружбу?

– Нас полностью устраивает граница по Евфрату, – хитро прищурившись, ответил старик.

– Караванные пути из Индии и Китая – хороший источник дохода как для нас, так и для вас. – В словах Тиберия чувствовалась заинтересованность.

Шадман был практичен:

– О, командующий, мы могли бы взять на себя вопрос безопасности этих путей.

Церемония продолжалась. Начался процесс передачи пленных, захваченных в предыдущих войнах. Бывшие римские солдаты шли вереницей в парфянских халатах и штанах, надев кое-что из прежней амуниции. Их стискивали в объятиях бравые легионеры; кругом царили всеобщее ликование, улыбки, слезы радости.

Тиберий с интересом поглядывал на царедворца:

– Мы подпишем договор. Так?

– Атропатена переходит в зону парфянского влияния, – не глядя на командующего, быстро проговорил чиновник.

– Рим берет под контроль Малую Армению и Коммагену, – Тиберий был в ударе.

– Вы отказываетесь от планов завоевания Парфии, – поставил условие вельможа.

– Больше никаких вторжений в Сирию! – провозгласил квестор.

– Вы не поддерживаете Тиридата как претендента на парфянский престол! – жестко отрезал Шадман.

– Наше влияние в Великой Армении усиливается, – настаивал римлянин.

– О, командующий, – Шадман снисходительно посмотрел на квестора. – Горная страна Армения – единственная из стран, где природная независимость породила духовную свободу.

Подписав на другой день договор, армии разошлись.

Глава 14

Август внезапно появился на острове Сицилия и вызвал к себе Агриппу. Вызов был экстренный, и Агриппа немедленно покинул Лесбос и прибыл кораблем на Сицилию, римскую провинцию и житницу Рима, самый плотнонаселенный регион планеты в то время.

На вилле римского наместника провинции, где остановился император с супругой, Агриппу уже ждали.

– Агриппа! – Император приветливо улыбался. – Безнадежное ты умеешь обращать в счастливое!

– Август! – Проконсул победно провозгласил: – Парфия уступила, реликвии у нас, Восток покорен!

Император был доволен:

– Я всегда верил в тебя. Историю самоуважения нации пишут доблесть и поступок.

В комнату вошла Ливия, жена императора:

– Милый Агриппа! Весь мир трепещет перед величием Рима. Ты можешь гордиться своим вкладом в его возрождение!

– Когда я думаю о матери-Земле, представляю тебя, Ливия. – Агриппа, зная цену хвалам этой грозной и решительной женщины, вежливо поклонился.

– Спасибо, милый. – Она прошлась по комнате, шурша волочившейся по полу кремовой столой с пурпурной лентой внизу. Бросив взгляд на мужа, печально сказала: – А мы, Агриппа, удалились из Рима от заносчивого сената, чтобы не мешать ему управлять государством.

– Дорогая, – император поцеловал ее в щечку, – для нашего друга есть подарок.

Ливия, взяв что-то из шкатулки на столике, спрятала руку за спину и, подойдя к военачальнику, спросила:

– Что находится у меня в руке, спрятанной за спиной, – великое или ценное? Отгадаешь и узнаешь будущее.

Агриппа задумался. Прекрасно зная, какую роль отвел жене император (восхвалять власть и быть образцом поведения для женщины, которой в Риме, как в старые добрые времена, отводилась роль тихой домоседки: прясть, ткать, рожать детей, блюсти нерушимость моральных устоев семьи), он, как человек образованный, читавший Эсхила, вспомнил, что Силен36, герой драмы, спросил Сфинкс: «Что находится у меня в руке, спрятанной за спиной, – живое существо или мертвое? Умри, если не отгадаешь!» Сфинкс, мифическое существо с телом льва и головой женщины, догадалась, что какой бы ни был ответ, он все равно будет неправильным, и бросилась в пропасть. Силен прятал в ладони маленькую птицу, которой мог быстро свернуть шею, поэтому Сфинкс не могла дать правильный ответ. Драматург Эсхил погиб именно на острове Сицилия, когда орел сбросил ему на голову черепаху, приняв лысину Эсхила за камень.

Агриппа видел, что Ливия с ним играет, а может быть, намекает, что его судьба в ее руках, и однажды она ввергнет его в пропасть или ему что-нибудь сбросят на голову. Август превозносил жену выше всех остальных, называл ее идеальной римлянкой, символом процветания Империи. Становиться у нее на пути – значит быть уничтоженным. Агриппа сказал:

– Из рук женщины, которая делает твердого Августа мягким, я могу получить только щедрый подарок.

Ливия, бросив восхищенный взгляд на Августа, рассмеялась. Она протянула ладонь, на которой лежал императорский золотой перстень. Август, подойдя, произнес:

– К сожалению, Марцелл заболел и умер от чумы. Юлия теперь свободна, и ты женишься на ней. – Агриппа было запротестовал, но император проигнорировал попытку. – Не спорь! Разведешься с женой и женишься на Юлии. Мы с тобой станем основателями новой династии. Получишь трибунские полномочия и проконсульский империй37 на пять лет. Этот перстень-печать – дубликат моего перстня. Надень его!

Агриппа принял из рук Ливии перстень и осторожно надел на безымянный палец правой руки. Август возвестил:

– Теперь ты мой соправитель с перспективой наследовать высшую власть в Риме! Я прислушиваюсь к советам своей жены. Подарить перстень – ее идея. Недавно она так просила за жителей острова Самос38,