последовали за ним, и оба вели себя тихо, так как воспринимали нашу игру слишком уж серьезно.

Я пытался сделать фото синей двери, когда она открывается, надеялся разглядеть, кто за ней стоит, но у меня ничего не получилось. То есть я сделал это фото как раз в тот момент, когда дверь открылась. Вы даже можете увидеть едва различимое плечо отца, исчезающее в темной комнате. Но больше ничего не видно.

Девять

Здесь мы в каком-то магазине пластинок в центре Ярмута. На снимке – стена, на которой висят футболки. Вот посередине футболка с эмблемой группы Scorpions, но я не смог ее купить. Я уже потратил все свои деньги на коллекционную карточку с бейсболистом Сэнди Коуфаксом в соседнем магазине. Эта карточка была выпущена не во время его первых игр, а позже, в 1962-м, но все равно я очень радовался, что купил ее.

В тот день мы решили обойти сувенирные лавки и всякие интересные магазинчики. Мы играли в правильных туристов. Было жарко, на улицах – много народу, и нам всем хотелось пойти в разные места, разве что кондитерский магазин ни у кого не вызвал возражений (там я пополнил запасы ирисок и драже). Я ругался с Лиз, которая вообще никуда не хотела идти. Мама с папой спорили насчет того, где нам поесть. Тетя Кристина тоже, видно, была на взводе, потому что взяла Ронни и ушла с ним куда-то. Потом Лиз спорила с мамой, но, по-крайней мере, они делали это тихо, а затем тоже ушли. Мы с папой отправились в лавку, где продавались бейсбольные карточки, потом – в музыкальный магазин, но там папа мне так ничего и не купил.

Затем мы все снова встретились, Ронни улыбался и держал в руках постер какого-то фильма с монстрами. Он стал хвастаться им передо мной. Я начал ныть папе, что он не купил мне ту паршивую футболку. Папа спросил, сколько мне лет, причем таким тоном, что все тут же замолчали.

Десять

Эту фотографию я переместил в конец альбома. Видите, как пустой прямоугольник по цвету отличается от остальных страниц? Он такого же зеленого цвета, но намного темнее. Забавно, как фотографии, эти фрагменты прошлого, способны сохранить истинный цвет альбомных страниц.

Одиннадцать

Этот снимок нечеткий, потому что Ронни толкнул мой локоть в тот момент, когда я снимал киноафишу. Он сделал это не специально, но я толкнул его в плечо в ответ и едва не подрался с ним прямо в очереди. Мы оба были сильно взволнованы, так как не знали, насколько страшным будет фильм. По крайней мере, я точно волновался. Ронни видел множество фильмов ужасов по кабельному телевидению, но это был его первый поход в кино. Для ребенка он вел себя в кинотеатре очень тихо, зато потом весь день говорил об увиденном фильме.

Папа и тетя Кристина повели нас смотреть ремейк «Мухи». Мама осталась дома в одиночестве и раскладывала пасьянс. Она сказала, что не любит фильмы ужасов, и вообще почти весь отпуск просидела дома.

Я устроил все так, чтобы Лиз села у прохода, рядом с ней – Ронни, а потом – я, папа и тетя Кристина. Во время фильма Лиз и Ронни нашептывали друг другу на ухо всякие шуточки, и папа с тетей Кристиной делали то же самое. Я прижал колени к груди, крепко обхватил ноги и просидел так с побелевшими костяшками до конца фильма. История о медленном неотвратимом превращении хорошего парня и чокнутого ученого Сета Брандла, которого сыграл Джефф Голдблюм, в ужасную и отвратительную Брандл-муху вызвала у меня необъяснимую грусть. Я исподтишка посматривал на папу, желая убедиться, что он не превратится в кого-нибудь, не начнет распадаться у меня на глазах и что в его внешности ничего не изменится.

В конце фильма была та ужасная сцена, в которой Брандл-муху стошнило пищеварительным ферментом на руку одного парня, и она растворилась. Знаете, у меня в тот момент перехватило дыхание, а ноги задергались так, словно я собирался вскочить и броситься прочь из кинотеатра.

Я отвернулся и стал наблюдать за папой, который смотрел фильм. И среди всех этих воплей и других ужасных звуков, раздававшихся во время сцены гибели Брандл-мухи где-то на экране, я едва удержался от того, чтобы не спросить папу, с кем он встречался в том мотеле.

Двенадцать

На Мейн-стрит неподалеку от дома, который мы снимали, рядом с пересечением 28-й и 134-й улиц был небольшой закуток со всякими развлечениями для детей. Там был киоск с мороженым, автодром и батуты. Разумеется, я, Ронни и папа пошли туда. Батуты были вкопаны в землю, которую затем присыпали гравием. Когда мы приземлялись, то чувство было такое, словно ты сжимаешься или начинаешь распадаться на части, как Брандл-муха.

На этом фото парковка рядом с автодромом. Мы пошли прокатиться на автодроме после батутов и перед тем, как съесть мороженое. Я сделал это фото вскоре после того, как всякие незнакомые мне люди стали сталкиваться с машинкой отца, а он смеялся громче остальных, весело общался с другими людьми, дурачился. Как я и говорил, все его обожали.

Мы с Ронни заняли очередь на автодром, чтобы прокатиться еще пару раз. Папа отправился на парковку. Я не мог пойти за ним, тогда бы он меня заметил. Вместо этого я попытался сфотографировать его со своего места в очереди. Я не видел, с кем он разговаривал, но слышал его голос. Смотрите, вот здесь витрина, около нее на парковке стоят несколько машин. С самого автодрома было намного лучше видно, но всякий раз, когда я пытался рассмотреть, с кем говорил отец, кто-нибудь загораживал мне обзор, и обычно это был Ронни.

Тринадцать

Эта фотография с первой и единственной встречи нашей летней компании у меня в комнате. Получился отличный динамичный кадр. Размытое белое пятно – это подушка, которую я бросил в рыжиков из Джерси перед тем, как сделать фото.

Мы начали обсуждать музыку. Они любили рэп – правда, довольно типично для жителей Джерси? Потом мы говорили об Изабелле и о том, что неплохо бы пригласить ее в кафе-мороженое на Си-стрит. Затем стали обсуждать наших подружек, которые остались дома. Ни у кого из нас девушки не было. Но на меня вдруг нашла какая-то совершенно неуместная откровенность, и я рассказал, что был ужасно, безнадежно влюблен в девчонку по имени Джей Джей Кац. Рыжики из Джерси решили, что это самое смешное, что они когда-либо слышали, и минут десять кричали