Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока Диана готовилась к поездке в столицу, Тинт тоже времени не терял, позаботился о семейке Мэнов. Особенно о Томасе, который наставлял сыночка, как половчее соблазнить и окрутить Диану. Пару дней он следил за мужчиной, выяснял его привычки и распорядок дня, затем принялся за дело.
Первым делом Тинт насыпал слабительного порошка в ступку, где Барбара Мэн растирала для мужа специи. Томас очень любил добавить в тарелку с похлебкой смесь черного перца, чеснока и кориандра. Утром, вкусно поев, глава семейства отправился в мастерскую, однако через час прилетел домой и забился в отхожий чулан. Он отругал жену, которая подала несвежую похлебку, и вечером она приготовила ему крепкий куриный бульон, чтобы восстановить силы после изнурительного дневного поноса. Томас густо посыпал бульон специями — ведь всем известно, что перец и чеснок убивают любую заразу — после чего провел в отхожем месте всю ночь и утро. История повторилась и на следующий день. Еще через день, дело усугубилось дрожжами, которые Тинт щедрой лапой насыпал в туалет. В чулане было холодно, но все же природа и добавленный котом сахар взяли свое. Мало помалу дрожжи согрелись, забродили и по кварталу, в котором стоял дом Мэнов, разошелся непередаваемый стойкий аромат дерьма.
Из-за всего этого Томас Мэн неделю не появлялся на утренних службах в молельном доме. Сначала потому, что не мог отойти от туалета, а потом, когда слабительное в ступке иссякло, из-за запаха, который пропитал весь дом, одежду и волосы, пока дрожжи бродили в нечистотах. Однако, все проходит, прошло и это. Понос закончился, запах выветрился, и Мэны собрались всем семейством посетить молельный дом и пройти покаяние за пропущенные дни. Но вместо этого пастыри сами пришли к ним. Потому что, делая традиционную уборку на шестой день недели, не обнаружили на месте ящичка со святыми мощами. Ящичек был отделан сотней полудрагоценных камней и исчез без следа. Зато под шкафом, где он стоял, обнаружился платок с вышитыми инициалами Т и М. Он был хорошо знаком всем единоверцам. Потому что именно им Томас Мэн утирал слезы, проливаемые во время наиболее трогательных проповедей.
Чтобы дотащить довольно тяжелый ящичек с мощами к Мэнам Тинту пришлось попотеть. Положить его в торбу или сумку он не мог — пришлось бы одновременно приподнимать край сумки и ящик. Но у него же лапки! Тогда Тинт стащил наволочку. Разостлал ее на полке рядом с ящичком, отодвинул верхний край. Приподнял зубами ящик, поставил на тонкую ткань, затем когтями постепенно просунул ее под дно. Схватил импровизированный мешок зубами и принес в дом Мэнов.
Итак. Пастыри заподозрили в краже Томаса Мэна и настояли на обыске дома. Наволочка с ящиком нашлась там же, где кот ее оставил — под супружеской кроватью. Из-за стараний Тинта насолить Кристоферу дом недавно отмыли до блеска, так что служанки и не думали под нее заглядывать. В общем, мощи нашлись, да не одни. Поверх наволочки кокетливо лежали женские труселя. Размером вдвое больше тех, что носила Барбара. И тут хозяйка дома припомнила, как намедни, возвращаясь с рынка, встретила у своего двора одну из сводниц Лилейного дома как раз подходящего размера. Томас пытался напомнить супруге, что в последние дни ему было не до любовных утех, да и воняло от него, как из выгребной ямы… Но с таким же успехом он мог бы попытаться остановить несущуюся на всем скаку боевую колесницу.
Завидев размах грядущего семейного бедствия, пастыри подхватили свой ящичек и исчезли, вознося молитвы Единому, который не замедлил покарать грешника.
Но то были мелочи. Гордостью Тинта стало крыльцо дома Мэнов! Каждое утро оно встречало обитателей жилища изысканной корочкой льда. Дело в том, что изнутри крыша крыльца была подбита листовым железом. А по ночам на плите в большом количестве воды варилась пшеничная или еще какая-нибудь каша. Пар выходил в вытяжку. Обследовав чердак, Тинт обнаружил на вытяжке задвижку. Она была сделана для того, чтобы не было сквозняка, когда плита не работала. Задвижкой этой сто лет не пользовались, поэтому коту пришлось долго возить по ней куском сала, чтобы смазать и закрыть. Теперь весь пар выходил в маленькое окошко рядом с плитой. Тинт прикрыл его створку так, чтобы направляла пар к крыльцу, и отныне каждую ночь теплый, влажный воздух с кухни тяжелыми каплями оседал снизу на холодной металлической крыше. Капли набухали, срывались вниз и превращались в лед. К утру каша уваривалась, вода выкипала, крыша крыльца высыхала, а домочадцы грохались с крыльца, наживая многочисленные синяки и ушибы. Лекари отказывались снимать порчу, потому что было ясно — не порча это вовсе, просто кто-то недобрый поливал крыльцо водой. На ночь Томас привязал к крыльцу сторожевых собак, но это не спасло, на утро лед был на месте.
Тинт передал записку Бранту и успел полюбоваться, как кэр Мэн орет на псов и собственноручно посыпает скользкое крыльцо землей. Настоящих холодов пока не было, сильно морозило только ночью, значит, еще недельку крыльцо будет портить Мэнам жизнь. А потом, увы! Капли будут замерзать прямо на крыше, не успевая сорваться вниз, и тайна задвижки будет раскрыта.
В «Медовом пире» тоже было весело. На постоялый двор вернулись мыши и крысы, про которых за десять лет правления Его Величества Тинта I успели позабыть. Кот только диву давался, как быстро обнаглели грызуны. Пугать их он не стал, там-сям послушал людские разговоры, да и побежал обратно в замок.
По дороге Тинт нагнал крытую повозку охотников. В ней ехали охотники Брант и Джон и прачка Ханна с четырьмя детьми. Некоторое время кот бежал сзади, а потом свернул на тропинку, ведущую к задней калитке. Нырнул в дыру, шуганул волкодавов и стрелой влетел на кухню, где чувствовал свою хозяйку.
Бегать двадцать кругов в боевых латах никто не хотел, поэтому новость о том, что Диана будет жить в герцогских покоях, была воспринята рыцарями без единой улыбки. С такими же сосредоточенными лицами они объясняли Его Светлости, что ни одной приличной односпальной кровати в этом замке нет. Притащили двуспальную, и Винсент без слов продемонстрировал, как бесшумно данная кровать ведет себя, если по ней прыгать. Терри пришел к нему на помощь, и они начали шатать ее вдвоем, но массивное сооружение молчало, как