императора, кандидатуры Даниила. Правда, было непонятно, были ли они в курсе его планов, связанных с переворотом. А если да, то как далеко простиралась их информированность?

Со своего места чуть приподнялся Трубецкой, впившись взглядом в фигуру говорившего. Лысый князь, с роскошными бакенбардами и телосложением юного тролля, владел землями на юге империи. Поговаривают, оттого и был дружен с Оболенским — их родичи не раз сочетались браком, смешивая кровь двух фамилий. А всё по той простой причине, что нет лучшего метода принудить османов к миру, чем вспомнить о Ратиборе. Правда, последние годы, тот провёл в изоляции. Но сейчас был на свободе. И судя по некоторым отчётам людей Дарьи, одно это помогло Трубецким успешно закончить несколько долго тянущихся споров с османскими родами.

Пожалуй, если в будущем мне потребуется свой порт на Средиземном море, я просто попрошу Оболенского отправиться со мной в небольшой поход на Порту. Тут главным будет удержать его от сожжения Стамбула. Боюсь, разрушение столицы, султан не переживёт. В отличие от потери относительно небольшого порта.

— А ты бы не трясся на его месте? Из Чёрных он. Суть человеческую жрал, ради силы. Крови думал пролить много. Но попался. Осадили его и повязали. Будь ты на его месте, князь, разве тебя б не так же трясло?

Кудашев перевёл взгляд на Трубецкого и в глазах смертного блеснула откровенная злоба.

— Ты это что, Твоё Сиятельство, меня к заговорщикам приплести хочешь? Обвиняешь в чём-то? Ежели так, то говори прямо! Кудашевым скрывать нечего. Верны мы и долгу своему, и клятвам. Никто не скажет иного.

Откуда-то с дальней стороны стола, донёсся звучный шёпот «А кто мог, те в земле давно». Громкость была подобрана верно — личность говорившего могли определить только те, кто сидел совсем рядом. Но при этом, слова донеслись до ушей каждого, кто был в зале.

Кудашев злобно покосился в ту сторону, но комментировать не стал. Сделал вид, что и не было никаких слов. Так проще, чем пытаться выяснить, кто именно из условно независимых князей решил поддеть его род. Друг друга они сдавать всё равно не будут. Если только после Схода, да за хорошие отступные. А прямо сейчас яриться — только прилюдно позориться.

Трубецкой язвительно усмехнулся, не отрывая взгляда от оппонента.

— Если бы я такого хотел, Сиятельство, то боюсь, тебя бы здесь не было. И рода Кудашевых бы тоже не было. А земли ваши, я бы кому из твоих союзников бы и продал. Вы там все друг друга стоите — ради медного гроша удавитесь.

Союзники троицы князей негодующе зашумели. Их поддержали несколько групп поменьше, которые пока не определились, но открытыми угрозами Трубецкого были недовольны. Кто-то из независимых князей вовсе залихватски свистнул.

Нет, на Сенат это всё же не походило. А вот на вече, которое как-то раз показывала мне одна из дочерей Перуна, ещё как. Смертные, что собирались на городской площади с оружием в руках и решали, кто из выступающих прав, тоже порой любили покричать да пошуметь.

— Молчать!

Медленно поднявшийся со своего места Юрий Долгорукий, обвёл давящим взглядом собравшихся патрициев. Не сказать, что его боялись — князь был известен, как весьма расчётливый человек, который не просто так оказался во главе богатого рода, что владел громадным количеством разноформатной собственности. Такой не станет начинать войну и лить родную кровь, если причиной являются лишь чьи-то слова.

Но если сам по себе, смертный страха не вызывал, то его деловая машина могла пожрать деньги почти любого из княжеских родов.Адва десятка союзников, масса вассалов и многочисленная гвардия, гарантировали, что любой открытый конфликт с ним, будет изнуряющим и опасным.

— Речь о человеке, что хотел убить Рюриковичей и вырезать целые рода княжеские. Или думаете, что раз он хотел начать с нас, Оболенских да Шуйских с Голицыными, то потом остановился бы?

На секунду замолчав, чуть более спокойно продолжил.

— Перед нами четверо Рюриковичей, которые заявляют одно и то же. Не слышал я возражений ни от Алексея Михайловича, ни от Иоанна Михайловича. Все согласны со словами Её Высочества. Говори об этом один и возражай остальные, я бы сам сомневался. Но их четверо!

Я думал, что он станет говорить дальше, но вместо этого князь замолчал и опустился на место. В наступившей тишине прозвенел голос Дарьи.

— Задавайте вопросы. Силу на Сходе использовать запрещено, но обвиняемый под действием допросной печати истины. У вас есть около десяти вопросов.

Первым, неожиданно вскочил на ноги, князь Засекин. Немолодой уже смертный, с бородкой, вёл себя, как юноша, что смотрелось несколько странно.

— Кто стоял во главе заговора? Кто всё это замыслил?

Брезовский растерянно глянул на него и пожал плечами.

— Не было никакого лидера. Круг единогласно принял решение.

Патриций сразу же опустился на место. Я же покосился в сторону Даниила. Это сейчас была попытка указать, что царевич не является главой заговора? К чему он задал этот вопрос?

Вокруг поднялся настоящий гвалт, но тут со своего места поднялся Голицын. Повёл взглядом и шум притих — присутствующие соглашалась с правом князя задать вопрос.

— Каким был ваш план? В чём он заключался? Расскажи всё поэтапно.

Руки графа снова заходили ходуном и он скривившись, оглядел лица князей, которые с интересом его рассматривали.

— Я всё расскажу. Одного прошу — милости! Круг так решил! Не мог я против пойти!

На дальней стороне стола слегка приподнялся князь Одоевский. Глава воинственного рода, чья собственность тоже была сосредоточена на юге. Только в другой стороне — их родовая крепость располагалась под Астраханью.

— Ты сам в тот Круг и входил. Раз единогласно решили, значит и голосовал, как все. Не скули, а рассказывай, пёс! Это нам уже решать — повинен ты в чём али нет. Говори!

На момент мне показалось, что Брезовского сейчас хватит удар. От страха и напряжения, лицо патриция сморщилось, как ягодица престарелой дриады. Но в итоге, он всё же начал излагать.

— Сначала мы договорились с Его Высочеством Даниилом. Достигли согласия, что займёт он престол государства нашего, да поделит его с Её Высочеством Дарьей Михайловной. Не станет мешать нам в делах наших, а мы его поддержим в любых начинаниях и устраним угрозы.

При упоминании Дарьи, в зале снова поднялась волна шепотков, а на деве стали сходиться возмущённые взгляды. Голицын, который уже опустился на своё место, надавил зычным голосом.

— Продолжай.

Граф часто закивал и принялся выталкивать из себя слова дальше.

— Даниил дал согласие. А Смольянинов должен был достичь договорённости и с Дарьей. Два Рюриковича, гарантировали нам победу. Если же она откажется, должен был убить её. Чтобы в нужный момент обвинить во всём цесаревича Дмитрия.

Вот теперь князья замолчали. Даже самые молодые, наглые и считающие себя единственными хозяевами своей жизни, предпочли умолкнуть. Шутка ли — на их глазах патриций признался, что заговорщики желали убить одного из Рюриковичей. Да не кого-то, а дочь императора. Царевну, что была одним из трёх основных претендентов на престол.

Бывший член круга поёжился под почти двумя сотнями внимательных взглядов и продолжил.

— К моменту, когда бы начался сход, должна была разразиться война между князьями. Хотели мы стравить Волконских да Голицыных с одной стороны, и Шуйских с другой. Разжечь большую войну между родами. Чтобы и те, и другие привлекли союзников да бросили в бой всё, что имеют. Спровоцировать на участие других князей. Через детей вассалов или их собственных. Чтобы к моменту Схода, смута полыхала по всем княжествам.

Сам граф сейчас выглядел отстранённо — смотрел в столешницу, стараясь не обращать внимание на сосредоточённое внимание к своей персоне, которое у некоторых князей уже переходило в откровенный гнев.

— Когда начался бы Земский Собор, должна была заполыхать война с Цин. Вениамин, Ярополк и Святополк Рюриковичи согласились развязать её. Они думали, что это лишь провокация, чтобы создать видимость и заставить Собор утвердить императором их отца. Но война стала бы настоящей.

Вскинув голову, упёрся взглядом в стену и через силу продолжил — наложенный смертными оттиск работал не так тонко, как божественная печать, но всё же давал о себе знать. Граф мог упираться изо всех сил, но отмолчаться у него всё равно не вышло бы.

— Дмитрия мы бы обвинили в развязывании войны между родами и попытке узурпировать власть. Либо на Княжеском Сходе, либо на Земском Соборе. Константина и сыновей его — в начале войны с империей Цин. А Долгоруких — в том, что они обо