– Похоже, кто-то сегодня малость перебрал с выпивкой, – с улыбкой сказал Брайс. И посмотрел на Шеннон, которая все еще шаталась, пытаясь удержать равновесие. Ее лицо растерянно сморщилось, как будто она понятия не имела, что сейчас произошло. Толпа разразилась смехом.

– О, Шеннон, ты же должна понимать, что ты всего лишь бывшая жена. – Он засмеялся.

Шеннон вгляделась в лица собравшихся, и ее глаза увлажнились. От ее вида у меня разрывалось сердце.

– Ты действительно проделала отличную работу, устраивая этот вечер. Так что спасибо тебе за эстафетную палочку, но дальше я сам. Ты определенно заслужила нашу благодарность и отдых – но за минусом алкоголя. – Брайс подмигнул толпе, затем опять перевел взгляд на Шеннон. Ее глаза округлились, как будто до нее только сейчас дошло, что происходит. Он опять посмотрел на толпу: – Поаплодируйте моей бывшей жене Шеннон. – Послышались аплодисменты, пока она медленно уходила со сцены.

– Но, как поет великая Тэйлор Свифт, «мы больше никогда-никогда не будем вместе». – Толпа взорвалась хохотом, Брайс хлопнул себя по колену, и диджей быстро включил эту песню.

Глаза Шеннон наполнились слезами. Карен, Киша и Дженни бросились к ней, пока все остальные подпевали цепляющей песне Свифт. Брайс нашел в толпе мое лицо, распевая громче всех, и подмигнул мне. Мои глаза сощурились, губы по-прежнему были плотно сжаты. Как он мог сделать такое с Шеннон? Как он мог так унизить ее? Он ведь любил ее когда-то. Она была его женой. Если он мог поступить так с ней, то что же может сделать со мной?

17. Карен

– Шеннон, это еще не конец света, – сказала я, прижимая ее к себе. Она совсем расклеилась. Мы сидели в «Убере», едущем к ее многоквартирному дому. Мне надо было удостовериться, что она благополучно доберется домой.

– Для меня это конец света. – Она отстранилась. Ее макияж размазался, и теперь она была похожа на картину Пикассо. – Я не понимаю, что произошло. Только что все было нормально, и вдруг все начали смеяться надо мной.

– Все было не так уж плохо, – сказала я.

Но знала – все получилось скверно. Я понятия не имела, почему она решила сделать это. Ведь, когда я разговаривала с ней у барной стойки, она была в порядке, и мне показалось, что она полностью владеет собой.

– Они шиканьем прогнали меня со сцены! И мой бывший запел: «Мы больше никогда-никогда не будем вместе». – Она зарыдала еще сильнее.

Водитель посмотрел на нас в зеркало заднего вида и поднял густые брови.

– Смотрите на дорогу, – приказала я.

Хватит с Шеннон на сегодня осуждающих взглядов. Водитель перестал скашивать глаза на нас, свернув на улицу, где стоял ее дом.

– Шеннон, что на тебя нашло? Почему ты сделала это? – спросила я.

Она выпрямилась и потерла висок. Машина подъехала к обочине и остановилась. Шеннон посмотрела на меня, затем на свои колени.

– Я… точно не знаю. Оливия предлагала мне выпивку и вела себя так мило. А потом довела меня до сцены и сказала… – Шеннон еще раз потерла висок, будто пытаясь что-то припомнить.

– Что именно? – спросила я.

– Что Брайс сказал: мы, возможно, опять будем вместе, если все пойдет хорошо. – Шеннон подняла голову и посмотрела на меня.

Я закатила глаза:

– Он просто играл с тобой, поскольку ты должна была представить его всему Бакхеду.

– Может быть, он вовсе не играл, а говорил серьезно. – Ее глаза округлились.

– Шеннон, он просто вешал тебе лапшу на уши. Он же опозорил тебя перед всеми. Значит, вот почему ты, оказавшись на сцене, заговорила о воссоединении с ним – потому, что он задурил тебя. – Я сжала ее ладонь.

Она посмотрела на мою руку:

– Но Оливия…

– Что Оливия?

Водитель вышел из машины и открыл дверь Шеннон. Но она не вышла, а снова уставилась на свои колени. А затем ее вдруг словно озарило – ее голова дернулась вверх, глаза широко раскрылись. Она вырвала руку и отодвинулась от меня.

– Оливия сказала, что вы все проголосовали за то, чтобы сместить меня с поста председателя. Что этот прием станет для меня последним. Она сказала, что это из-за моего развода. Это правда? – Шеннон сощурила глаза.

У меня отвисла челюсть.

– Ты перестала быть председателем фонда, но…

– Когда? Когда это произошло? – перебила она.

– Чуть более недели назад, но…

С помощью водителя Шеннон вышла из машины.

– Как ты могла, Карен? Я же считала тебя своей подругой. – На ее лице были написаны гнев и печаль. – Между нами все кончено.

– Шеннон, подожди. Это не то, что ты думаешь. Я…

Дверь машины захлопнулась, и Шеннон в ярости умчалась прочь. Когда такси отъехало от обочины, из моего глаза выкатилась слеза и потекла по щеке.

18. Дженни

Я вложила набор губных помад обратно в кармашки органайзера вместе с несколькими палетками теней для глаз и парой бронзантов и хайлайтеров. Я подумывала о том, чтобы сразу после приема отправиться спать, но мне все никак не удавалось успокоиться, и я решила, что будет неплохо прибраться в салоне, поскольку мы с Кишей не успели сделать это раньше. Мои пальцы нажали на выключатель, и все светильники в салоне погасли. Взяв грязные кисточки для нанесения макияжа, я направилась в санузел, находящийся в задней части салона. Я закрыла пробкой слив в раковине, положила в нее резиновый коврик для мытья кистей и включила воду. Кисти погрузились на дно, как только я бросила их в раковину, и разноцветные косметические средства, оставшиеся на них, окрасили воду, словно бомба для ванны.

Из салона донесся громкий звук, и я тут же выключила воду. Это был звон разбитого стекла. У меня участилось дыхание, и я замерла, не зная, драться мне или бежать. Звук повторился, затем зазвенел колокольчик на парадной двери. Сигнализация не сработала, поскольку я еще не активировала ее. Ее пульт находился рядом с задней дверью, и я включала ее в конце дня, перед тем как уйти.

Послышался шепот, но я не могла разобрать, что они говорят. Судя по хрусту битого стекла, кто-то входил дальше в салон. Я бесшумно сняла туфли на высоких каблуках и на цыпочках подошла к двери санузла. В ушах у меня шумела кровь. Раздался лязг металлических колец на стержне для портьер. Я высунула голову в коридор и посмотрела на заднюю дверь. Я могла выйти и добежать по лестнице до моей квартиры, но мой мобильник находился в сумочке, а она лежала на стойке