Поразмыслив, Лиза решила прибегнуть к тактике повторного завоевания. Избранная тактика была стара как мир и в большинстве случаев оказывалась успешной. Следовало только запастись терпением и постоянно напоминать о себе, желательно своим присутствием, ни в коем случае не раздражая избранника, а, напротив, старательно подбадривая. Типа вечной мантры для приручения художника – «Ты гений, все кругом враги», окружить почти материнской заботой и всячески избегать прямого давления. И никаких истерик. Близкая подруга Нора, чей опыт общения с мужчинами заслуживал безусловного внимания, посоветовала не пренебрегать и другим испытанным средством – стать безотказной утешительницей, все выслушивающей и все понимающей. Разумно – только вот Сергею жилетка не требовалась, не того замеса был мужик. За что, среди прочего, и ценим был.

Впрочем, оставим полную решимости вернуть своего бой-френда Лизу заниматься гостями галереи, и последуем за Сергеем, в судьбе которого назревают важные перемены. Наверху не смолкал обычный вернисажный гул– смех, голоса, позвякивание бокалов. Но внизу, в полуподвальном помещении, где размещалась ретроспективная выставка Дмитрия Б., было тихо и немноголюдно. Удачная точечная подсветка выхватывала из полумрака ритмично развешенные небольшие полотна – оформленные простыми деревянными рейками, они казались окнами. Окнами в какой-то другой, неясно узнаваемый, вполне реальный, но не замечаемый в повседневной суете мир. Удивительная все-таки вещь – талант! Вроде бы и видел все это сотни раз, и замечал и любовался даже иногда, но изобразить так, чтобы в душу запало, совсем немногим дано.

Вблизи – легкие, вроде бы небрежно наложенные и перебивающие друг друга мазки, а отойдешь на несколько шагов – и словно услышишь журчание ручья, негромко, но упорно прокладывающего себе путь под гнетом прелых, отлежавших зиму листьев, сбившихся под нависшим на коряге подтаявшим пористом настом, давно забывшем о своей начальной ослепительной белизне. Отблеск малинового заката на низких, предвещающих ночную тьму облаках, упал на заколосившееся от ветра поле, и на сердце ложится неясная тревога . Мокрый куст черемухи у покосившегося сарая, перевернутая вверх дном старая лодка на песчаном берегу, буйство лопухов в овраге…

У картины, выставленной на мольберте в глубине зала, стоит молодая женщина. Длинная темная юбка, сумка через плечо, снятое пальто в руках держит. Нагнулась, чтобы прочесть табличку, откинула упавшую на лоб темно-русую прядь волос, поправила ремешок сумки. Неспешно отступила назад, не сводя глаз с полотна под лаконичным названием «Зима в городе». В порывах колючего февральского ветра проблескивало бледное солнце, голые ветки старого тополя стучали в окно обветшалого, давно не ремонтированного дома. За этим окном, скрытым мощным стволом облетевшего дерева угадывалось тепло, защищенное от непогоды человеческое жилье, кров, символ покоя и безопасности.

Но Сергей не увидел картины. Замерев на ступеньках, он почувствовал, что внутри у него что-то сжалось, как от удара, и на мгновение стало трудно дышать. Еще не слыша голоса, не видя лица он понял – это она, незнакомка, растерявшаяся в огромном аэропорту, «русская с нерусским паспортом», Ольга. Он покачал головой, не в силах сдержать широкой радостной улыбки. Оттянул вдруг ставший тесным воротник рубашки, неслышно приблизился. Улыбка с его лица не исчезла, лишь затаилась в уголках рта. Положив руки на пояс, встал за спиной Ольги. Так бы, кажется, и стоял рядом, вдыхая запах ее волос, касаясь ее плеч, зная, что одним движением можешь развернуть ее к себе, погладить вспыхнувшую румянцем щеку.

– Странно как-то. Денек на картине неласковый, а холодом от нее не веет – сказал вполголоса, словно продолжая прерванный разговор.

– Потому что цветовая гамма магическая, потрясающая – только настоящий живописец может передать ощущение тепла через расползающийся сугроб, корявый ствол дерева, отколовшуюся штукатурку – не оборачиваясь, отвечая скорее самой себе, чем невидимому собеседнику, проговорила Ольга и запнулась. Летаргическая отрешенность, вызванной неброской красотой картины, внезапно спала. Она зажмурилась, боясь поверить услышанному.

Этот голос… Как же она могла не узнать его? Низкий, хрипловатый, не по-московски «окающий». Стоял спиной к свету, наклонив голову. Вместо кожаной куртки – белая рубашка, твидовый пиджак, ладно сидящей на крепкой широкоплечей фигуре. Та же спокойная уверенность в осанке, те же смеющиеся прищуренные глаза.

– Это вы? Здравствуйте! Здравствуй!– быстро поправилась, протянула руку. – Какая неожиданная встреча! – Ольга старалась смотреть приветливо, бесстрастно. Левая рука крепко держала ремешок сумки. Полумрак зала позволил скрыть сияние ее глаз. (Сейчас же успокойся – приказал ей внутренний голос. Что за выброс подростковых гормонов!). – Ты – ты тоже пришел на выставку? Интересуешься живописью? – (О Господи! Что за чушь я несу! Как будто текст из учебника читаю. Осталось только заговорить о погоде).

Сергей невольно задержал в руке ее горячую ладонь. Рукопожатие крепкое, деловое, серьезная, видать, девушка. Ну что ж, будем соответствовать. Затаил усмешку, сдвинул брови. Выдерживая паузу, незаметно смерил взглядом ее стройную фигуру, несуразно, на его взгляд, замотанную в какие-то долгополые, видимо дизайнерские одеяния. Волнение, которое ей не удавалось скрыть, было ему приятно. Значит, запомнила их встречу. Раз так, будем закрепляться и развивать наступление. Теперь не ускользнет, не потеряется в спешке, не отпустит он ее. Правильную такую, самостоятельную – просто чистописание какое-то швейцарское. Ну-ну, с ошибками-то поинтереснее будет. Итак, разворачиваемся к бою!

– Да причем тут живопись? Баловство одно, тут дела поважнее – куражась, заговорил Сергей, вновь вспомнив рассудительного Степаныча. Держа руки в карманах, заговорщицки подмигнул растерявшейся Ольге. – Помнится, должок за тобой, путешественница. Обещала отдать, а сама скрылась в толпе. Расписку я взять не успел, вот и пришлось тебя разыскивать, по всему городу колесить. Насилу нашел! Какими деньгами отдавать будешь – в валюте или в рублях?»

– Как вам будет угодно – подхватив насмешливый тон, отпарировала Ольга. Видимо, ответила слишком громко, так как поймала на себе неодобрительный взгляд пожилой дамы с блокнотиком, пристально изучавшей таблички под картинами. В самом деле, что это она так переполошилась? Шапочное знакомство, случайная встреча. Спокойствие, дорогая, спокойствие… Зачем-то потуже свернула пальто и, посерьезнев, добавила «Я очень рада, что смогу отдать тебе деньги. Терпеть не могу быть должницей. Хорошо, что мы встретились»

– Вот-вот, и я того же мнения – не удержавшись, хмыкнул Сергей и не допускающим возражений тоном заключил: – Способ оплаты избран. Решено: ты меня пригласишь в ресторан и накормишь ужином. Что значит когда? Сейчас, сразу, ибо голоден я страшно». Он протянул руки, чтобы помочь ей надеть пальто, но молодая женщина поспешно отстранилась. В ее голосе зазвучали строгие нотки «Слушай, почему ты опять командуешь? Почему решаешь за меня?» Демонстративно опустила на пол сумку, самостоятельно надела пальто и, не оглядываясь, направилась к выходу.

Догнать ее Сергей не успел, его окликнули, задержали. Подняв капюшон, Ольга ждала его на улице – к вечеру мелкий моросящий дождь превратился в редкий, несмело падающий первый снег. Тысячи мелких дрожащих ручейков струились по темному асфальту. Если прищуриться, то казалось, что на плитке тротуара, на мостовой мерцали, вспыхивая, россыпи черных бриллиантов. Снежинки таяли, не успев достигнуть земли. Она вытянула руку, пытаясь приманить нерастаявшую снежинку. На душе было светло и спокойно. Ей показалось, что она стала невесомой, словно плыла в пространстве, а не стояла, прижавшись спиной к стене, прячась от промозглой сырости. Голос Сергея заставил ее вздрогнуть.