Ах, какие подарки накупила женевская гостья, совершенно завороженная этим сказочным базаром! Ни мокрый ноябрьский снег, ни лужи на дороге, подстерегающие на каждом шагу зазевавшихся пешеходов, ни бесцеремонно толкающиеся в торговых рядах коренастые мужики в вязаных шапочках и камуфляже (не отличить продавца от покупателя) – ничто не могло нарушить ее радостное настроение. Оглушенная красочным изобилием, она задерживалась у каждого прилавка, не в силах оторвать глаз от буйных цветочных гирлянд шалей из Павловского Посада и нежнейших оренбургских платков-паутинок, от дивных расписных шкатулочек и плетеных кружев, от цветного стекла, сине-белого фарфора и ростовских икон из финифти.

И море, море, безбрежный океан игрушек – деревянных, тряпочных, механических. В расставленных прямо на площади картонных коробках толпились веселые куклы, зверюшки и птички-свистелки, машинки и волчки, прилавки ломились от лупастых румяных матрешек, на многоступенчатых этажерках чинно выстроились рядами важные осанистые Деды-Морозы, милые Снегурочки, прекрасные боярышни и величавые богатыри в остроконечных шлемах.

– Катя, они же все разные, они просто живые! – Ольга восторженно двигала дощечку, и резной медведь неторопливо стучал лапой по клавиатуре деревянного компьютера.

– Девушка, это же авторские изделия – снисходительно пояснил молодой продавец, протягивая ей другую богородскую игрушку: распечатавший бутылку медведь на закуску кружочками нарезал колбасу.

Незримая волна мощнейшей энергетики накрыла Ольгу, вокруг царила атмосфера жизнелюбия, озорства народной частушки, словно все эти творения мастеров отплясывали нескончаемую кадриль, и каждое выказывало свою особенную стать и красоту. Перед ней открылся мир доброты, мир щедрой души, мир радости, которой хотелось поделиться. Гнетущее чувство разочарования, которое наполняло ее после разговора с Домском, начинало понемногу рассеваться. «Как славно, что впереди Рождество, есть повод всем привезти подарки». Ольга переложила пакеты и бережно опустила на дно дорожной сумки, которую предусмотрительно взяла с собой Катя, картонную коробочку с ярко красным хрустальным колокольчиком.

– А что, просто так нельзя привезти подарок? – удивилась Катя. Ольга замялась, пытаясь найти нужные слова. Как трудно объяснить чужие обычаи, не осуждая их, не морализируя.

– Знаешь, можно так сказать – она стряхнула с Катиного рукава обрывок упаковочной бумаги – в Испании никто не удивится подарку, а в Западной Европе человек должен знать почему ему что-то дарят. Люди не хотят чувствовать себя обязанными, а вот это «просто так», этот жест симпатии надо чувствовать, его логически не объяснишь.

– Интерееесное кино – протянула Катя, – я как-то об этом раньше не задумывалась…

Наконец они вышли на центральную площадь ярмарки. Ее пространство было организовано как старый русский город – Кремль, посад, и на самом видном месте – церковь. Высокий деревянный храм Святителя Николая словно пришел сюда из глубины веков. Не сговариваясь, покрыв головы, они зашли внутрь. Величественный иконостас мягко светился, золото икон отражало мерцавшие лампадки и пламя свечей. Катя, перекрестившись, поставила свечку за сына. О чем молча помолилась Ольга, за кого зажгла восковую свечу, она не сказала. Сохраним это в тайне и мы.

Приближался день отъезда. Договорились, что перед разлукой посидят дома и у Софьи Дмитриевны появится долгожданная возможность продемонстрировать свой кулинарный талант и получить международное признание в лице женевской гостьи. А пока неугомонная Катя водила Ольгу по театрам и выставкам, зачастую обходясь контрамарками друзей-актеров и художников. Метро работало допоздна, подруги успевали побывать и на концерте, и на вернисаже. Привыкшую к провинциальной европейской чинности Ольгу закружил вихрь столичной жизни. От новых ярких впечатлений недавние переживания тускнели, их тягостный осадок уже не так больно давил на сердце своей тяжестью. Пространство жизни расширилось…

* * *

…В антракте нашумевшего моноспектакля, который поставил один из многочисленных друзей Кати, подруги вышли в фойе. Входные двери были широко распахнуты и зрители высыпали на улицу, радуясь свежему бодрящему воздуху. Ольга невольно поежилась – несмотря на множество складок, кремовая шелковая блуза от ветра не защитила. Она расправила плечи и глубоко вздохнула, пропуская через себя покалывающую прохладу.

– Знаешь, когда я была маленькая, мама часто водила меня в театр. И я ужасно не любила антракты, не соглашалась выходить в фойе даже за обещанное мороженое. Я боялась, что представление остановилось насовсем, что продолжения не будет. По лицу Ольги пробежала тень. Она печально усмехнулась, – Уже тогда боялась, что продолжения не будет. – Покачала головой, дотронулась до Катиной руки – Извини, пожалуйста. Больше не буду жаловаться.

Катя по-кошачьи потянулась, поправила наброшенный на плечи невесомый, но долго хранящий тепло гранатовый палантин, купленный совсем недорого в индийской лавке, и притянула к себе Ольгу, прикрыв ее другим концом.

– Олечка, милая, ты только подумай, как все не случайно получилось. Да слава Богу, что ты сразу, с самого начала, до поездки правду узнала! Вообрази, как ужасно все могло сложиться, если бы этот обман затянулся? Лживые объяснения, попытки выкрутиться, выяснение отношений – представить себе не могу – Катя сделала брезгливую гримасу.

Ольга представила – и согласилась. Все могло было бы быть куда хуже и запутаннее. Ожог от предательства людей, знакомства с которыми как с родными она ждала с такой безоглядной доверчивостью, саднил бы очень долго, а след от него остался бы навсегда. Испытание было жестоким, болезненным, жизнь еще раз проверила ее на прочность. Ну что ж – она и этот удар выдержит.

Заметим, что семилетний Коля был чрезвычайно доволен внезапным приездом маминой подруги. Красивая молодая тетя, от которой так хорошо пахло, была ничем особенно не занята и успевала и поиграть с ним на игровой приставке, которую сама ему подарила, и в настоящий цирк сходила! А главное – разговаривала с ним как со взрослым, на равных, и не делала никаких замечаний! Ольга чуть не расплакалась, когда Коля, пожелав всем спокойной ночи, уже направлялся спать и вдруг поманил ее пальцем и, приподнявшись на цыпочки, заговорщицки прошептал: «Знаешь что? Я хочу, чтобы ты была с нами всегда». Тогда она впервые подумала о том, что у нее все-таки есть близкие в России…

* * *

– Ксюша, бутончик, неужели осчастливила нас своим присутствием? – Лиза, раскинув руки и ослепительно улыбаясь, засеменила навстречу рослой, сияющей умелым макияжем блондинке, одетой в некое подобие восточного халата, но почему-то с обнаженным плечом.

– Да не спеши, не напрягайся так, подруга, юбку–то пожалей, – сощурилась в ответной гримасе Ксюша. – Все же Алекс Ванг, качество знаем…. Но и твой напор нам известен, смотри, разрез у… на последней нитке держится. Или проветрить хочешь, или кто еще не все твои богатства видел? – Победоносно оглядев оценивших шутку окружающих, Ксюша бросила подбежавшему официанту: «Как обычно. Чего уставился, новенький что ли? Ну запоминай «Лафроег», я два раза не повторяю – двойной, лед не клади».