посмотри на этот кусок дерьма, – снова плюнул Пит. – У него что, два члена? Чего он стоит так враскоряку?

– У тебя в термосе что-нибудь осталось? – поинтересовался Дон.

Рич налил ему кофе. Парни собрали свои вещи, отошли за кучи мусора, чтобы облегчиться.

– Хочешь немного? – предложил Рич. Пит протянул свою чашку. Спина у Рича затекла от долгого сиденья. Он закряхтел, поднимаясь на ноги.

– Все в норме? – спросил Дон.

– Ага.

Дон окинул его взглядом, прикидывая, брешет он или нет. У них всех давно уже заржавели петли. У Пита так разболелись суставы, что он не мог сжать в кулак левую руку. Сапоги завязать – и то тяжело.

Дон запрокинул голову, допивая последние капли кофе.

– Кофе она слишком слабо у тебя заваривает, – пожаловался Пит.

– Да ты ни хрена не чувствуешь, ты ж вечно свой дерьмовый табак жрешь, – огрызнулся Дон. – Ты просто завидуешь.

– Не у каждого из нас есть старушка, которая за нас платит, Портер.

На лице Дона мелькнуло раздражение. Гейл зарабатывала в школе не так уж и много, но Дона все равно донимали этим все кому не лень. Большинство жен работали, только пока у них не рождались дети, но у Дона и Гейл детей так и не появилось.

– Разве я виноват, что тебе так и не попалась женщина, настолько слепая, чтобы согласиться выйти замуж за такого урода? – проговорил Дон.

– Он нравится Марше, – заметил Рич.

– Ну уж нет, – возразил Пит. – Я видел, что с предыдущим случилось. Я бы предпочел сохранить свои пальцы целыми, спасибо большое.

– Плохо это – одному жить. – Дон подобрал с бревна коробку из-под ланча.

– По крайней мере, в своей собственной чертовой ванной я могу ссать стоя.

Рич сочувствовал Питу, живущему в своей развалюхе в полном одиночестве. Он мог бы быть на его месте, если бы Юджин не донимал его так насчет Коллин.

«Одно чертово свидание. Что, боишься, что она к тебе в постель запрыгнет? Забыл, как это делается?»

Надо было приберечь кусочек лимонного кекса для Пита, а не есть его тайком, словно ребенок, дорвавшийся до конфет. Коллин бы неодобрительно покачала головой, узнай она об этом.

– Что? – спросил Пит – лицо Рича смягчилось, стоило ему только о ней подумать.

– Ничего.

Пит поднялся по ступенькам, бросил термос на сиденье.

– Ну и дела. Деревья выращивают, словно кукурузу. – Пит фыркнул. – Мы им уже не нужны, это уж точно.

Голос его дрогнул, и Ричу немедленно захотелось все ему рассказать. Когда придет время, ему пригодится хороший лесоруб. Но рассказывать раньше срока было нельзя, это все испортит.

– Черт, – выругался Пит. – Если я буду ныть как сучка, делу это не поможет.

– Получается у тебя неплохо, – заметил Рич. – Если что, знаешь, кем устроиться на работу.

– Это у нас по части Мерла.

Рич протянул Питу зубочистку и, взяв одну себе, отправился обратно к своему дереву, обогнув место, где бревно соскользнуло с чокеров и выбило яму, глубокую, словно могила. Выкорчеванные пни лежали на боку, как вырванные с корнем гигантские зубы. Их завалят кустарником и сожгут. В старые времена пни не трогали – деревья пускали новые побеги, но теперь они мешали новым посадкам. Воистину проблемы фермеров.

Он достал из кармана любовную записку Коллин. После того случая – Юджин не умел держать проклятый язык за зубами – Рич не получал записок много месяцев. И только когда все немного успокаивалось, когда Коллин чувствовала, что он потерял бдительность, она клала записку в карман его джинсов или засовывала ее под крышку термоса. «Возвращайся домой целым и невредимым, Стручок».

Как-то раз он сказал ей, что теперь, когда рядом нет Ларка, он боится упасть. Они тогда лежали в постели. Что-то в плавном скольжении ее ноги по его ноге заставило его заговорить. Это всегда больше всего удивляло его в браке: половину времени он не понимал, что думает, пока вдруг не произносил это вслух.

Коллин никогда не заговаривала о записках. Все та же застенчивая девушка, встречавшая его у двери, тихий голос, в который приходилось вслушиваться, сладкий аромат за ухом – герань – из белой бутылочки с золотистой крышкой. Когда он впервые пришел на чесночную ферму один, то постучал и тут же спрятал руки в карманы. Рич никогда не знал, куда девать свои огромные ладони. Как, черт возьми, он позволил Юджину его на это уломать? Он начал спускаться обратно по ступенькам, но когда оглянулся через плечо, то увидел ее, и у него чуть не подкосились ноги. От того, как она опустила взгляд, ему захотелось хлопать, кричать, петь – что угодно, лишь бы привлечь ее внимание.

Он спустился вниз по склону и услышал низкую вибрацию одной из новых легких пил – судя по звуку, зубья были сточены слишком сильно. Нынче молодежь ленилась правильно все измерить, прежде чем точить пилу, и вот результат – цепь ложилась неправильно, слишком перегружая мотор и заставляя бензопилу выть и трястись. Только старики теперь работали с МакКаллохами[3], такими круглыми и тяжелыми, что их можно было скатить с холма, как арбуз.

Олений источник брал свое начало в низине под его деревом. Рич ополоснул руки, глотнул пригорошню воды, вытер рот рукавом и достал записку Коллин.

– Эй, Гундерсен! – крикнул кто-то. – Тут твоя шавка вернулась.

Скаут бросился к нему, чуть не посадив Рича на задницу. Грязный и без ошейника, Скаут принялся поспешно лакать воду, а затем припал к земле, пыхтя и скалясь своей собачьей ухмылкой.

– Ах ты, – ругнулся Рич, почесывая затылок. Придется проводить его до грузовика и заставить лечь под сиденье, а потом ребята будут жаловаться, что весь автобус снова пропах мокрой псиной.

Рич развернул записку Коллин.

Но это была не записка – просто чистый листок бумаги.

1 сентября

Коллин

Не поднимая глаз от тарелки, Рич прикончил три яйца. Что-то беспокоило его с тех самых пор, как его бригаду отправили в Оленье ребро. Меньше деревьев – меньше зарплата. Энид бы на ее месте точно все знала. Юджин ей обо всем рассказывает.

Он подобрал хлебом последний желток, допил кофе.

– То, что надо.

Рич надел ботинки, позволил ей чмокнуть себя в щеку – будь осторожен – и вышел под дождь.

«Каждый день в браке – это выбор», – сказал пастор на их свадьбе.

Коллин втиснула радиоприемник между лампой и стеной, в то самое место, где обернутой фольгой антенне удавалось выцепить из эфира мелодию. Осталось пришить последнюю атласную розу. Четыре старшие сестры, целое