Франсуа был истинным хозяином торжества, и ему единому повиновалась вся прислуга, бегающая на этом гулянии.

Я молча наблюдал, как кузен использует собственную власть, точно такой же инструмент, как долото или молот. Мне понравился жест, когда кузен кивнул и тем самым отдал поручения своим людям, явно желая, чтобы праздник продолжался и в отсутствие жениха.

Кузен был лишен моего природного пустословия, и его движения, короткие, четкие и понятные, были лучшими тому иллюстрациями.

Другим жестом он пригласил меня проследовать в охотничье шато, что стояло, распахнув двери и окна настежь.

Мы зашли со двора и оказались в просторной столовой. Комната показалась нам обоим слишком «проходной» – мы не успели и переглянуться меж собой, когда грохот посуды заслышался где-то совсем близко. То была рослая краснорукая кухарка, которая несла громоздкую посуду, и путь ее лежал в непременной близости к столовой.

Не обмолвившись ни словом, мы с кузеном решили избрать иное местечко для разговора по душам и поднялись по деревянной лестнице наверх, вдоль охотничьих трофеев.

Под ногами тоскливо поскрипывали доски. Со стен на меня пялились безобразные высушенные головы, уродливые и кривые. Стеклянные глаза таращились из-под сухих век. Проплешины и редеющий мех делали их вовсе не предметом гордости.

Франсуа же, вероятно, не был ничем смущен во время нашего восхождения.

То ли для меня лестница оказалась слишком крутой, то ли попросту захватывало дух от грядущего и неведомого даже мне. Проходя последнюю ступеньку, я несколько задержался, опершись о перила, и, положа руку на грудь, сделал несколько глубоких вздохов, приминая воротник.

Франсуа обернулся на меня через плечо – моему крепкому кузену, разумеется, все было по плечу, даже в такой духоте какая-то лестница вовсе не была подвигом. Мой спешный жест заверил его, что все хорошо. Я выпрямился, и мы прошли в комнату, больше всего похожую на гостевую спальню.

Занавески трепетали от дуновения ветерка, который веял нежной прохладой.

– Да? – спросил Франс наконец, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к стене, рядом с окном.

– Я давно хотел поговорить об этом, – произнес я, прикрывая дверь.

– Нет-нет, оставь, – попросил меня кузен. – Иначе будет нечем дышать.

– Франс, боюсь, ты еще скажешь спасибо за это, – произнес я и, вопреки просьбе кузена, закрыл дверь.

Кажется, он начал постепенно осознавать, дело какого порядка нынче намечается.

– Что стряслось? – хмуро спросил он.

Я глубоко вздохнул и, пройдясь к дивану, жестом приманил к себе кузена, а он все не решался подойти. Мне стало несколько досадно, что я уже с этого момента насторожил двоюродного брата своим поведением.

– Что ж… – вздохнул я, вынимая из внутреннего кармана жилета сложенное несколько раз письмо, и положил его рядом с собой.

Если Франсуа раньше имел хоть какие-то догадки, сейчас его недобрые подозрения укреплялись с каждой минутой. Он метнулся, схватил листок и резко развернул его, едва не разорвав.

Я сложил руки замком, откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу. Кузен бросил короткий взгляд на меня и развернулся таким образом, чтобы солнечный свет, лившийся от окна, освещал написанные мною строки.

Я был готов предоставить кузену хоть целую вечность, и даже больше. Все это время я бы покорно ожидал его, сидя на диване, превозмогая духоту, которая наполняла комнату. При том, какой я нелюбитель нудных ожиданий, это доставило мне немало удовольствия.

Глаза моего кузена забегали часто-часто по неровным строчкам моего почерка, но, я думаю, он прекрасно улавливал суть.

Он резко оторвался от чтения и обратил хмурый и растерянный взгляд на меня.

– Это… – Франсуа тряхнул бумагой, не находя никаких слов.

Я улыбнулся и пожал плечами.

– Что? – спросил я. – Я переписал письмо своей рукой. Я не так глуп, чтобы отдавать тебе в руки подлинник. Ты бы его сразу же уничтожил, ведь… ну, ты сам все прекрасно понимаешь. Узнаешь, кто бы мог сказать такое?

– Дядя сохранил подлинник? – сглотнув, произнес он.

– Нет, – я мотнул головой. – Папа даже не видел подлинника. И не знает о его существовании. Ну и, конечно же, он не должен узнать. Присаживайся, у тебя ближайшие пару лет не будет дел важнее этого.

Он сел напротив меня в кресло и будто бы все еще не мог поверить собственным глазам. До отчаяния было далеко, но он предпринимал к нему все шаги, вновь осознанно вглядываясь в строки.

– В тот вечер отца не было дома, когда принесли это письмо. Мне, разумеется, отдали его безо всяких вопросов, – усмехнулся я. – Знаешь, в тот вечер нутро мне подсказало, что стоит рискнуть.

– Как давно ты следил за перепиской наших отцов? – хмуро спросил кузен, откинувшись назад.

– А, ты все еще считаешь графа Сержа де Ботерна своим отцом? – прицокнув, я замотал головой и кивнул на письмо. – А вот покойный граф так, видимо, не считал…

– Как давно? – упрямо повторил Франсуа.

Я засмеялся, помотав головой.

– Ох, веришь нет – я всего выкрал то ли два… да, у своего отца я выкрал два письма за всю свою жизнь. Первое я стащил из какого-то жгучего азарта. Мне хотелось вкусить чего-то запретного, но притом вполне безобидного. С этим письмом от покойного дяди Сержа дело обстоит совсем иначе.

– Ты все еще зол на меня из-за тех зверей, – тяжело вздохнул Франсуа, но вдруг нахмурился больше прежнего и опустил взгляд на самый низ письма.

– Погоди-ка… погоди-ка, братец… – произнес кузен, как-то слишком быстро сбросив ту растерянность, которой я даже не успел вдоволь насладиться.

Я свел брови, не радуясь этой необъяснимой и непонятной перемене в его лице.

– Ты хранишь его… – пробормотал кузен, закинув голову куда-то вверх, точно на потолке кем-то заблаговременно были начертаны ответы.

– Больше шести лет? – спросил он, обратив взгляд на меня.

Вот сейчас мне окончательно разговор перестал доставлять удовольствие. Более того, нутро подсказывало мне бросить какую-нибудь колкость и спешно покинуть Франсуа, оставив его один на один с позорным секретом на руках. Незримый экватор был вероломно нарушен, и мои стороны света не просто перепутались, а исчезли вовсе, не оставляя никаких ориентиров.

– Все это время ты хранил это письмо от моего чертова папаши?.. – спрашивал кузен, тряхнув бумажкой.

Не ожидая такого выпада, я все равно не растерялся.

– Я не такой уж и болтливый, каким кажусь, – широко улыбнулся я, но отвел взгляд к окну.

В самом деле, из-за закрытой двери становилось невыносимо душно.

– Даже когда я рисковал своей жизнью, выискивая ту мразь по скалистым утесам Алжира, даже тогда ты не счел нужным уничтожить это письмо? – спросил Франсуа.

Я