– Ма, кто приезжал? – спросил он, тщетно стараясьпридать голосу налет трагизма, соответствующего случаю. – И где дядя Митя?

Услышав вопрос, Димка всхлипнул и внезапно отчаянно, громкозаплакал.

– Папочка… папа! – всхлипывал он, закрыв лицоладонями. – Он же хотел как лучше…

Плач его был таким горьким, таким безысходным, что Маша,собиравшаяся успокоить мальчишку, замерла на полпути, поняв, что ничего у неене получится. И Костя встал, растерянно переводя взгляд с Вероники на маму и насодрогающегося в рыданиях Димку. Вероника хотела обнять сына, но неожиданно длявсех вмешалась Ирина, до того сидевшая молча и механически помешивавшая в чашкедавно остывший чай.

– Ну-ка прекратить балаган! – строго сказала она,и в ее интонациях прозвучало что-то неуловимое от Юлии Михайловны. – Кактебе не стыдно!

Она присела перед братом на корточки и отняла его руки отлица.

– Папа даст показания в милиции, – медленно ивнятно объяснила она, как малышу. – Его показания проверят, а потомотпустят, потому что папа ни в чем не виноват. Понимаешь?

Димка всхлипнул еще раз и кивнул.

– И папа очень огорчился бы, узнай он, что ты такревешь, – продолжала Ирина, в волнении прикусывая нижнюю губу. – Мыдолжны его поддерживать. Понял?

– Понял, – прошептал мальчик.

– Тогда пойдем умоемся, а потом… – Девочказамялась. – Мам, что нужно сделать? А, яблок на компот набрать. Значит,потом наберем яблок на компот. И Костя… – Она взглянула на Костю, и тотзакивал, не дожидаясь продолжения. – Да, Костя нам поможет. Давай,вставай.

Она вывела Димку за руку с веранды, а за ними пошел Костя,косясь на мать. Маша хотела напомнить про рагу, но, ткнув в него пальцем,обнаружила, что оно совершенно остыло, и только вздохнула.

– Какой компот? – удивленно спросила Вероника,поворачиваясь к ней. – Маша, какой компот? Куда она их повела?

«Вот так Ирка, вот молодчина! – восхитилась Маша, дотого относившаяся к младшей Егоровой без особого восторга. – Надо же, и самане разнюнилась, не раскисла, и брата вдобавок успокоила. Неужели Вероника тожетакой была в юности?»

Вероника смотрела в окно, пытаясь заправить за ухо светлуюпрядь, а та не заправлялась. Она взяла с полки ободок, которым обычно скрепляласвои тонкие волосы Ирина, и прижала его к голове, но ободок слетел и упал прямов помойное ведро. Вероника с каким-то отчаянием посмотрела на Машу и оставилаободок плавать в остатках супа и рагу.

– Машенька, – проговорила она, ежась, хотя былотепло, – Машенька, милая, что же мне теперь делать?

В ее голосе звучала такая растерянность, и вся Вероника спадающей на лоб белой прядью, съежившаяся посреди комнаты, казалась такойжалкой, что Машу охватила злость.

– Делать надо Мите, – жестко ответила она. –А тебе – перестать быть принцессой, взять себя в руки и не закатывать истерикибез повода. Можешь, кстати, поучиться у собственной дочери. С Митей все будетхорошо, просто нужно пройти некоторые неприятные процедуры. – Маша невслушивалась в то, что говорит, зная, что интонация важнее слов. – А вотты должна подавать пример и Димке, и Ирине. Ты просто не имеешь права бытьслабой и блеять, как овца: «Ах, что мне делать, что мне делать!»

Ее во всех отношениях правильная речь должна была принестисвои плоды. Вероника должна была устыдиться, взять себя в руки и занятьсядомашними делами. Но вместо этого она села на стул, обхватила голову руками,совсем как ее сын пять минут назад, и заплакала почти так же, как он – отчаяннои горько. Только тихо-тихо, уткнувшись носом в брошенную Митей пляжнуюподстилку, которую дети так и не повесили сушиться.

Катерина Балукова из окна следила за машиной. Сзади негромкоскрипнула дверь, раздались тяжелые шаги.

– Чего интересного разглядела? – спросил АлексейГеоргиевич, подходя к ней.

– Убийцу поймали, Алексей Георгич, – живо ответилаКатерина. – В тюрьму повезли.

– Поймали? – искренне удивился тесть. –Быстро, однако! И кто ж он?

– А зять ее, убитой-то. Не зря она все жаловалась, чтонет ей с ним жизни. Вот и не стало.

Алексей Георгиевич качнул головой, подошел к буфету и досталоттуда чекушку водки и стопку. Ловко налил, не пролив ни капли, опрокинул в роти словно присосался на секунду к краю стопки.

– Уф, – выдохнул он, завинчивая пробку. –Хороша, сволочь! А ты, Катька, впустую-то лучше не глазей.

– А что сделать? – послушно спросила Катерина.

– Сделать? – задумался Алексей Георгиевич. –Будто дел мало… Разогрей ужин, пожалуй. Пораньше сегодня поедим. Галина занята,все Ваську твою нянчит.

Катерина кивнула и скользнула мимо тестя. Проводив еевзглядом, Алексей Георгиевич покосился в окно, за которым оседала пыль отмашины, и вышел из комнаты.

Вместо того чтобы остаться на кухне, Катерина Балуковадождалась, пока тесть уйдет на огород, и вышла за ним следом. Но пошла не зазеленью для супа, а завернула в сарай, где Балуковы хранили весь свойогородно-садовый и прочий инвентарь. Прикрыла за собой дверь, постояла минуту втемноте, дожидаясь, пока привыкнут глаза. Когда предметы стали видны, медленнопрошла по сараю, всматриваясь в аккуратно сложенные лопаты, грабли, тяпки ипилы.

Около небольшого топорика Катерина остановилась. Взяла его,ощутив всю тяжесть маленького на вид топора. Подумала, покачала головой иположила обратно.

Следующей на очереди была ржавая мотыга, лежавшая в углу сараяс незапамятных времен. Осторожно проведя пальцем по лезвию, Катерина сдула смотыги пыль и чуть не чихнула. Прикинула что-то и вернула мотыгу на место. «Нето, все не то. Что же придумать-то, а?»

Дверь сарая распахнулась, солнечный свет высветил ярко имотыгу, и стоявшую около нее в раздумье Катерину. Сначала в сарае появиласьтень Василия, а затем и он сам.

– Катька, ты, что ли? – удивленно прищурилсяон. – То-то я слышу, вроде шуршит кто. Че тут делаешь, а?

– Мотыга упала, Вась, – оборачиваясь к мужу,улыбнулась Катерина. – Пойдем, петрушки мне нарвешь.

Повернувшийся к ней спиной Василий не увидел выражения лицажены, бросившей молниеносный взгляд на мотыгу, а затем на крепкую, загоревшуюдокрасна шею супруга.

Сергей Бабкин с аппетитом доел тетушкин борщ, но от голубцовотказался.

– Макар, я к Егоровым загляну, – сообщил он,быстро меняя домашнюю футболку с дыркой под мышкой на более приличную.

Дарья Олеговна сочувственно покивала головой и предложила:

– Если чем помочь надо Веронике – так, скажи ей, япомогу. Впрочем, сама зайду попозже. Ох, бедняжка, бедняжка… А знаешь,Сережа, – передумала она, – давай-ка вместе пойдем. С ней по-женскипоговорить надо, успокоить… Вот сейчас кофту накину, и пойдем.