– А при чем тут глупость?

– Она всегда очень точно характеризовала людей, –объяснила Маша. – Даже не совсем так: она точно показывала их слабыестороны. Или грязные стороны, те, что обычно скрывают от всех, даже от самыхблизких. Егоровы так болезненно воспринимали ее именно потому, что зачастую онаговорила… – Маша остановилась, подумала и решительно закончила: – Оначасто говорила правду. Кстати, не только Егоровы.

– И что же она говорила про Дмитрия? – Бабкинглотнул холодный чай и поморщился. – Да, как ее звали?

– Юлия Михайловна Ледянина. – Маша остановилась итеперь стояла напротив Бабкина, сосредоточенно глядя на него. – Так вот,Юлия Михайловна очень любила называть Митю сусликом.

Бабкин не сдержался и хмыкнул. С супругом Вероники онобщался редко, в основном здоровался издалека, но приходилось признать: тот ивпрямь слегка напоминал какого-то грызуна. Щеки полные, а сам невысокий ихудощавый, уши маленькие, торчат почти перпендикулярно голове. Самому Сергеюслово «суслик» не пришло бы в голову, но, произнесенное сейчас вслух, ононамертво прилипло к Дмитрию Егорову.

– Суслик… смешно, – пробормотал он.

– Смешно и верно, – безжалостно добавилаМаша. – Суслики не убивают, понимаете? Они прячутся в норках и оттуда посвистывают.Вот и Митя такой же: он мог бы спрятаться и посвистеть, но не броситься,повалить и загрызть.

Бабкин нехотя поднялся, вылил чай в раковину и старательновымыл за собой чашку.

– Это, конечно, очень убедительное доказательствоневиновности Дмитрия, – серьезно сказал он. – Куда более веское, чемпоказания какого-то свидетеля, привязывающие Егорова ко времени совершенияубийства. Кстати, любого суслика наверняка можно довести до такого отчаянногосостояния, когда он будет способен броситься на своего мучителя. Что тамВероника говорила о том, что ее покойная матушка настраивала детей против мужа?

Маша растерянно молчала, сраженная его словами. Ей казалось,что, как только она объяснит Сергею характер Мити, он сразу же убедится в том,что тот никак не мог совершить убийство. А это почему-то имело для неезначение, хотя она не смогла бы объяснить почему. Но теперь и Маша видела,какими детскими и смешными выглядели ее попытки оправдать Митю и в собственныхглазах, и в глазах Сергея. Подумаешь, теща обзывала сусликом… Да она коготолько не обзывала!

В последней фразе было что-то важное, и, ухватившись за нее,Маша попыталась размотать ниточку до конца.

– Она всем говорила гадости, не только Мите! –взволнованно сказала она, обходя стол и садясь рядом с Сергеем. – Исоседке с мальчиком, у которого ДЦП, и тем, с другой стороны… Не только Мите!

– Но только его видели около дома, как японимаю, – сочувственно возразил Бабкин. – Не соседку с мальчиком, укоторого ДЦП, и уж тем более не семью этих… как их… Балуковых. Маша, я понимаю,что вам очень жалко Дмитрия и еще больше жалко Веронику и ее семью. Но вы здесьничем не поможете. К сожалению.

Маша молчала, отвернувшись к окну. Ее молчание Бабкин нерешался прерывать. Вдруг Маша медленно повернулась, подалась к Сергею иумоляюще проговорила:

– Тогда вы помогите. Вы же можете, я знаю. Помогите,пожалуйста!

Серые глаза оказались совсем близко, так близко, что даже всумраке можно было разглядеть крошечные зеленые точки около зрачков. Теперьмолчал Сергей, хотя нужно было немедленно, решительно сказать – да нет, несказать, а заявить! – что помочь он, к сожалению, ничем не может. КВеронике Егоровой он, конечно, относится хорошо, но не лучше, чем к любымсоседям по даче. Елки-палки, да хоть к той же Липе Сергеевне с ее обожаемымИваном Петровичем! Да хоть… хоть к Балуковым, несмотря на то, что ничего о них,кроме фамилии, не знает! И что он приехал отдыхать, а не помогать малознакомымлюдям.

– Вы можете, я знаю, – тихо, но с глубокойубежденностью в голосе повторила Маша. – Вы же детектив.

«Какой я на хрен детектив?!» – грубо хотел воззвать Бабкин кее здравому смыслу, а главное, к своему – потому что ее глаза были так близко,и белая кожа, которая на самом-то деле была загорелой, он же прекрасно помнил,мягко светилась в сумраке комнаты, а от волос пахло чем-то нежным, смутнознакомым…

– Да ничего я не могу, – выдавил он наконец,отводя взгляд от серых глаз с маленькими зелеными точками. – С чего вывообще взяли такую глупость?

– Пожалуйста, – повторила она опять, тихо и оченьжалобно. – Вы сами видите, что с ними происходит. Вы слышали Веронику.

«Плевать мне на Веронику!» – чуть было не рявкнул Бабкин, новместо этого беспомощно спросил, пожимая плечами:

– И что вы от меня хотите?

– Чтобы вы нашли убийцу! – Маша схватила его заруку, будто испугавшись, что сейчас он уйдет. Пальцы у нее оказались сухие игорячие. – Вы его найдете, и тогда они все поверят, что Митя не виноват.

– Если он и правда не виноват, – обреченноприбавил Сергей.

– Если он и правда не виноват, – эхом вторилаМаша.

– Ладно, – сдался Бабкин и с неожиданной длясамого себя радостью увидел, как загорелись ее глаза. – Я попробую, ноничего не обещаю! – предупредил он.

– Да-да, конечно…

– И не думайте, что завтра я подам вам преступника наблюдечке с голубой каемочкой! Шансы вообще очень невысоки, понятно?

– Понятно, понятно! – Она готова была соглашатьсяс любыми его словами.

– И ни вы, ни Вероника не занимаетесьсамодеятельностью, – отрезал он.

– Нет, не занимаемся! Обещаю вам!

– И прекрати ко мне на «вы» обращаться, в конце концов!Что я тебе – учитель танцев?

Откуда вылез этот учитель танцев, Бабкин и сам не смог быобъяснить. На лице Маши отразилось недоумение, а в следующую секунду онапрыснула.

– Хорошо, договорились, – кивнула она,вставая. – На «ты» так на «ты». Учителем танцев вас… то есть тебя можнопредставить только в ночном кошмаре.

Маша щелкнула выключателем, и Бабкин с удивлением заметил,что почти стемнело. За окном вилась серая бабочка-мотылек, а на сад ужеопускалась темнота, так что не видно было ни ограды, ни яблони со сломаннойветкой.

– А где Вероника? – вспомнил он. – Куда всепропали?

Словно в ответ на его вопрос, дверь распахнулась, и вкомнату вошла Вероника, стягивая кофту.

– Вы нас не потеряли? – бесцветным голосомспросила она и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Димка ботинок в бочкеутопил, пришлось воду ведрами вычерпывать. Сейчас они его втроем отмывают отгрязи, вместе с Костей.

Она вздохнула и подошла к окну, невидяще глядя на бабочку, котораявсе суетилась около стекла.

– Темно-то уже как, – проговорила Вероника вполном молчании.