Парни все же боевики, и получать по шее для них не в новинку. Каждый из первокурсников – немного боксерская груша. Синяками и переломами таких не удивишь, в отличие от исключения.

За дверью кто-то прошел, громко обсуждая предстоящие выходные.

В лазарете из всех девяти кроватей были заняты только две, что исключало свидетелей изнутри. Другое дело, что они могли нагрянуть снаружи. Двери в лазарете почему-то не запирались.

– Давайте закончим с этим поскорее?

Спрятав нос в лапки, я все равно чувствовала свежий, чистый до колючего кома в горле запах стерильности.

– Может, я с ними поговорю? – предложил хозяин.

Ему не больше моего хотелось здесь находиться.

– Ты с ними уже поговорил, – проворчал директор.

С укором и, как мне показалось, с тайной гордостью. Шутка ли, любимый сын уделал боевика-четверокурсника и защитника-третьекурсника. В одиночку. Грех таким не гордиться.

– Мы все сделаем, – просипел перекачанный, с трудом приподнимаясь на кровати.

– Приступайте, – величественно дозволил директор.

Отступив на два шага назад, он невольно повел плечом, на котором, как правило, сидела сова. Сегодня ее с нами не было, что слегка смущало непривычного к такому положению дел Аррануша.

Илис, следуя указаниям, встал между койками, на которых лежали жертвы его благодарности. Он взял меня на руки и послушно отстоял положенное, пока кадеты быстро, нервно, взахлеб бормотали нужные слова.

Лапу заломило почти сразу, кожу в том месте, где были вытравлены символы, жгло, казалось, еще чуть-чуть, и можно будет различить запах паленой шерсти.

Я тихонечко заскулила. Илис успокаивающе погладил меня по спине. Знаки на его руке лениво светились. Хозяину тоже было больно, но он, в отличие от меня, умел терпеть.

Боль ушла, кадеты замолчали, а тонкая полоска подчиняющего заклинания никуда не исчезла.

– Минус два балла каждому.

Аррануш почти не удивился. Видимо, давно был директором и на собственном опыте знал, как часто у кадетов не срабатывают заклинания. Слишком мало старания, концентрации или знаний – и вот вам, пожалуйста. Ничего не вышло. Единственное, что можно сделать в данной ситуации, – мотивировать.

Минус два балла, чем не стимул не совершать больше ошибок? Издевательство повторилось. Лапу жгло, хоть отгрызай. Затем на смену боли пришло облегчение и осознание того, что ничего не получилось.

Кадеты беспомощно смотрели на директора, ожидая очередного минуса.

– Странно, – Аррануш выглядел удивленным, – ну-ка, давайте еще раз.

Прижав уши, я ждала худшего. Уже не нервировал даже густой запах лазарета, появилось в моей жизни кое-что похуже.

Третий раз ничем не отличался от предыдущих двух. Разве только хозяин выругался и, уже не переставая, наглаживал меня, пытаясь успокоить. Я тихонечко скулила, поджав лапу, и успокаиваться не хотела.

– Мы все делаем правильно…

Нервно оправдываясь, Дарис смотрел исключительно на директора. Последний раз свои непонятные слова они выговаривали четко, раздельно, буквально по слогам, чтобы уж наверняка.

Наверняка не получилось.

– И чего теперь делать будем? – опасливо уточнила я, поглаживая лапу.

– Может, попробуем еще раз? – предложил Аррануш.

Я ощутимо вздрогнула.

– Нет. Хватит.

И как же я была благодарна хозяину за эту его грубую категоричность!

Директор нахмурился.

– Возможно, мы что-то делаем не так? Необходимо воспроизвести ту ночь в точности.

– За исключением того, что в прошлый раз в лазарете лежал хозяин, ничего не изменилось, – поспешила заверить я. Лапу было жалко, она мне нравилась.

Дарис охотно закивал:

– Прямой контакт между нечистью и будущим хозяином, подчиняющее плетение и необходимое заклинание.

– И что теперь будет? – угрюмо спросил Варн. Он уже морально готовился к отчислению.

Аррануш пожал плечами, напряженно глядя почему-то на меня. Можно подумать, я во всем виновата. Я же жертва!

– Поучаствую в подчинении, – пожал плечами хозяин. – Если получится – хорошо. Если нет… У меня уже есть нечисть.

Я обняла его за руку и нежно погладила по рукаву:

– Хазяин, я так тебя люблю, ты просто не представляешь.

Илиса от моего эмоционального признания ощутимо передернуло.

Директора такое положение дел устраивало мало. Он хмурился, прожигал взглядом то меня, то увечных кадетов и хотел еще раз попробовать снять привязку. Решение далось ему с трудом.

– Хорошо. Поучаствуешь в подчинении, и если не получится привязать другую нечисть, – Аррануш поморщился, сама мысль об этом была ему глубоко неприятна, – то попробуем отвязать Каси еще раз.

Илис пожал плечами, не имея ничего против. Он почему-то верил, что все получится. Я не верила, заранее готовилась испытать новые неприятные ощущения и начинала тихо жалеть себя несчастную, замученную и всеми притесняемую.

Нервное напряжение даром не прошло, истрепанные нервы, общее издерганное состояние и ожидание чего-то малоприятного вылились в очередное очеловечивание. Предупредить меня о том, что процесс превращения способны запустить сильные эмоции, было некому, все приходилось узнавать самостоятельно.

Именно потому вечером вместо ужина я пугала хозяина воплями и мечтала, чтобы меня кто-нибудь гуманно вырубил. Или не гуманно. Можно даже каким-нибудь зверским способом, только бы не чувствовать всего этого.

– У-у-у!

Закутанная до подбородка в покрывало, я каталась по кровати и скулила, с беспомощной отупляющей ясностью осознавая, что легче мне станет еще не скоро.

Илис застыл надо мной, не имея понятия, что делать и как помочь. На все его вопросы я выла и ругалась. И плакала. По-детски, навзрыд, непрерывно причитая. Второе превращение оказалось еще хуже.

Первое было только пробным. На этот раз облик закреплялся. Я чувствовала, как мышцы запекаются, как кровь в жилах раскаленными колкими льдинками скользит по венам, обжигая холодом и оставляя после себя расплавленный след. Кости что-то ело изнутри. Позвоночник закаменел, ребра давили на легкие, и каждый вздох мог стать последним. Он казался последним.

– Ты уверена, что обезболивающее не поможет?

В первые мгновения моего превращения Илис порывался позвать директора, и только мой истеричный вопль с требованием не оставлять меня одну его остановил. Теперь, кажется, он жалел, что остался.

– Мне уже ничего не поможет.

Глаза болели, голова болела, зубы ныли, а в ушах стоял звон. Хотелось чего-нибудь погрызть и чтобы все это закончилось. Оно закончилось только тогда, когда я окончательно охрипла, а хозяин с немного невменяемым видом укачивал меня на коленях уже минут пятнадцать. В таком положении я выла чуточку тише.