что было за спиной, но она поняла: это рука Кику, чудовищной сестры, которая меньше всего сохранила человеческих черт в своём образе.

– Проклинаю тебя, – прошипела она, – проклинаю болью в час крысы, проклинаю муками в час крысы!

Что-то тёмное и липкое поднялось от её лодыжки. Тело пронзило болью, Юкии показалось, что она не покинет этот проклятый дом даже сейчас. Ей так хотелось освободиться! Ей так хотелось убежать!

Внутри будто бы поднялся ветер. Он вырвался наружу, кружа вокруг них, заставляя огонь разгораться ещё более яростно. Паучиха закричала, отпуская Юкию. Катаси потянул её наружу.

Дом обрушился.

Глава 11

Час крысы[16]

Катаси

Катаси плохо запомнил дорогу, по которой они бежали с Юкией прочь. Гонимые запахом гари и страхом, они почти не останавливались. Даже те короткие минуты отдыха, что у них были, не приносили покоя. Если уж честно, Катаси предпочёл бы вообще не останавливаться. Его сильные и быстрые от природы ноги требовали бежать или хотя бы идти. Просто двигаться прочь от опасности. Разум же подсказывал ему: нужно выбираться из леса. Ближе к людям, а ещё лучше – на освящённые земли храмов и святилищ – вот где они точно были бы спасены. Однако сердце было иного мнения. Оно сжималось от страха не за себя, а за девушку, которая неожиданно оказалась на его попечении. Оно-то и заставляло его медлить, подстраиваясь под её неровный шаг.

Юкия не могла бежать. По-девичьи слабая, да и к тому же проведшая взаперти много лет, девушка не выдерживала этого непрерывного бега. Впервые в жизни Катаси пожалел, что природа не наделила его большой физической силой: если бы он был сильнее, он понёс бы девушку на руках. Однако всё, что он мог ей предложить – короткие минуты отдыха.

Они почти не разговаривали. Когда останавливались – Юкия падала на землю, измождённая. Катаси не знал наверняка, но догадывался: всякий раз, когда она вот так садилась у корней дуба или на ковёр опавшей листвы, ей казалось, что она уже не в силах встать. Только всё равно она вставала, покорно следуя за Катаси. Он вёл её по лесу, толком не понимая, куда идти. Главное – как можно дальше.

Когда они проходили мимо ручья, где ещё утром Катаси стал свидетелем гибели оленя, юноша ничего не сказал. Он только замер на мгновение и запретил девушке, склонившейся над ручьём, пить воду.

– Возможно, она отравлена, Юкия, – сказал он, понимая, что, кроме рассыпавшихся по земле принадлежностей для рисования, сумки, промокшей после дождя бумаги, ничто не напоминает о том, что здесь произошло так недавно.

Ни следа оленя. Даже пятен крови не осталось. Девушка не стала задавать вопросов, но подчинилась.

Художник поднял сумку, оставшуюся целой и невредимой. Собрал всё, что сумел найти, и вытащил из-за пояса отцовскую кисть, которая чудом не пропала во время его злоключений.

Они не задержались на этом месте. Он тянул Юкию за руку, стараясь не думать о том, что оба они босые, а на некогда белых носочках девушки появились бурые пятна.

День достиг середины, солнце покатилось к западу. Уже и сам Катаси начал уставать, а девушка и вовсе спотыкалась почти на каждом шагу. Стало холодать, и художник снял с себя стёганый хаори и отдал его Юкии. Её пальцы были ледяными.

Когда стало темнеть, он понял: ночью они не смогут продолжить путь. Это было попросту опасно. Едва ли за ними была погоня: исполинские паучихи уже догнали бы их, коли могли. Оставалось надеяться, что они сгинули под обломками горящего дома, и искать место для ночлега.

Они спускались по уходящему склону горы уже в сумерках. Как бы сильно ни хотел художник спуститься с горы до наступления ночи – они уже не успевали. Скользкая после дождя тропа и при свете солнца была труднопроходимой, а теперь, когда стремительно темнеющее небо нависло над ними, её вовсе было не преодолеть.

Они устроились среди низких еловых ветвей, пологом закрывающих их от посторонних глаз. Здесь из тонкого слоя почвы на склоне торчали корни массивных деревьев, создавая некое подобие навеса. Убежище было не очень надёжным, но, по крайней мере, лучше, чем ничего.

– Остановимся на ночь здесь, – сказал он.

Ему показалось, что на лице Юкии мелькнуло опасение, но это длилось недолго. Да и к тому же Катаси не мог сказать наверняка.

Она кивнула и безропотно опустилась на землю. Она молчала, прикрыв глаза, всё время, пока Катаси искал в сумке огниво, пока он пытался развести крохотный костерок, пока срезал лапник и стелил его на землю в попытке создать некое подобие постели. Если бы девушка не дрожала, точно осиновый лист, Катаси и вовсе засомневался: а дышит ли она? Слишком уж была Юкия неподвижна.

Только когда он сел на лапник подле крохотного огонька костра, Катаси понял, как сильно устал. Мышцы его ныли, а царапины на груди, оставленные когтями демоницы, горели и пульсировали. Это ощущение было земным и ужасающе реальным. Понимание того, что всё произошедшее вовсе не страшный сон, навалилось на него стремительно. Точно шапка подтаявшего снега упала ему на голову с козырька черепичной крыши.

Его замутило. Воспоминания были яркими и в то же время ужасными и неправдоподобными. Однако он был здесь, а следы когтей чудовища на его теле были настоящими. Он вспомнил аромат благовоний, нагое тело Сойку в тусклом свете жаровен. Вспомнил он и то, как её губы касались его губ, прежде чем что-то произошло, что позволило ему увидеть её нечеловеческую природу. Шрам обожгло холодом, а потом картинка будто бы задрожала, точно потревоженная гладь озёрной воды. Сквозь неё нечётко проступали очертания уродливого лица с несколькими рядами глаз и зубы, острые и нечеловеческие. Её истинный облик? Но почему же он не распознал его до этого? Почему смог в тот момент?

Он вновь и вновь перебирал события этого утра. С каждым разом они казались всё реальнее. Его мутило от мысли, что демоница целовала его, было мерзко от собственных желаний, вызванных её колдовством и ложным обликом красавицы.

Юкия, казалось, задремала. Он не хотел лишний раз тревожить её, с одной стороны. С другой – он не понимал, с чего начать разговор. Столько вопросов роилось в его голове! Он был уверен: девушка знала о природе хозяйки и до событий этого дня, но Катаси боялся думать, что это могло бы значить.