котёл. Гэла так и сделал. Пока Гэла мыл котёл и мясо, он краем глаза постоянно следил за лицом Сандан; он заметил, что трезвое и ясное выражение не сходит с её лица, что она следит за тем, как он моет и мясо, и котёл.

Когда мясо было в котле, Сандан сказала:

– Я знаю, о чём ты думаешь.

Гэла думал, что свежее и так чистое, зачем же мыть, во всей Счастливой деревне никто не стал бы так делать, в их доме тем более никогда так не делали. Но ради этого правильного выражения лица Сандан, твою мать, можно сделать то, над чем другие стали бы смеяться.

Он нарочно сказал:

– Откуда ты знаешь, о чём я думаю?

– Я тебе так скажу, у Зайца папа и дядя люди образованные, грамотные, всё делают как полагается, – сказала Сандан. – Сейчас ведь всё не как полагается, все правила нарушены, поэтому ты не понимаешь. Поэтому я должна тебя учить. Запомни, с теми, кто понимает, ты тоже должен вести себя правильно, тогда они поймут, что ты тоже знаешь, как правильно, как должно быть.

Гэла пообещал, что так и будет делать, и продолжал украдкой следить за Сандан, за её выражением лица, которое стало не только осознанным и понимающим, но ещё серьёзным и строгим.

Порыв ветра распахнул дверь, снаружи ворвался яркий свет, Гэла поднял голову и увидел солнце, большими пригоршнями бросавшее золотые лучи из своей недостижимой небесной высоты вниз, на него. Это был первый день Нового года, и он подумал, что, может быть, это будет хороший год. Сандан, может быть, очнётся от своего непонятного сумеречного забытья или, может, она уже очнулась.

Вода в котелке закипела, запах варящегося мяса, смешанный с ароматами добавленных в бульон душистого перца и аниса, наполнил всю комнатку.

Гэла надеялся, что мать станет говорить ещё, и Сандан, словно поняв его надежду, продолжала:

– Если всё делать как полагается, то в бульон надо ещё добавить индийского карри или имбиря, что растёт в ханьских землях. Сваренное мясо надо положить на серебряное блюдо, блюдо поставить на деревянный столик, покрытый золотым лаком…

Гэла затаил дыхание: может быть, мать хочет вспомнить или рассказать тайну своего происхождения?

Сандан вздохнула:

– Теперь этих правил больше нет, мы все стали как дикари.

Она тихо причитала «дикари, дикари…», и Гэла с болью увидел, что глаза её от этих причитаний снова затуманились и взгляд ушёл куда-то. Но она быстро вернулась в ясное состояние и бодрым голосом сказала:

– Детка, мясо сварено, бери и ступай, проведай своего хорошего друга.

И ещё она встала и проводила его до двери.

11

С куском мяса за спиной Гэла прошагал больше тридцати километров до посёлка Шуацзинсы.

Спрашивать было не нужно: острое, как у собаки, чутьё само по запаху привело его к больнице. Этому умению он выучился, когда бродяжничал больше года. Грамоты он не знал, вывесок прочесть не мог. Маленькие посёлки окружены такой же дикой местностью, но люди в этих маленьких посёлках держат себя гордо и крайне заносчиво по отношению к тем, кто приходит из сёл. Поэтому обычно он не спрашивал ничего у этих людей.

Больницу в посёлочке найти по запаху проще всего. Там конкретно пахнет дезинфицирующими растворами. Абстрактно, символически, это запах смерти. Кроме того, в посёлке есть ещё столовая и заправка, у них свои очень чёткие конкретные и абстрактные запахи.

Гэла пришёл в больницу, и там ему сказали, что того раненного петардой ребёнка привели вчера вечером, ему обработали рану, перевязали, и его тут же увели.

Гэле надо было идти обратно, уже смеркалось. Он почувствовал в желудке лёгкий голод. Тут же ноздри сами указали ему путь к столовой.

В этой столовке всё было точь-в-точь как и во многих других, где он побывал. Конкретный запах был запах помоев, абстрактный запах говорил, что после сегодня не будет завтра, это был запах усталости, безразличия и отчаяния. Несколько замасленных столов, окошечко кассы, окошечко выдачи, прилавок с холодными закусками и выпечкой, на захватанных жирными руками стёклах окошечек написано меню и цены.

Обвязанный синим фартуком мужчина дремал за окошечком. Гэла постучал, улыбнулся вздрогнувшему и очнувшемуся человеку в фартуке. Тот толкнул раскрывшееся наружу окошечко и зевнул, Гэла мгновенно сунул в окошечко руку и схватил холодный говяжий язык, отчего в глазах человека за окошечком появилось сначала удивление, потом испуг; он ещё не кончил зевать и не успел даже закрыть рот, тем более пошевелиться, а только вытаращенными глазами смотрел, как Гэла выхватывает два пирожка прямо из-под его носа.

Затем этот дикий ребёнок развернулся и бросился в сторону двери, почти у самого выхода налетев на стул. Когда же мужик в синем фартуке, рыча и размахивая кухонным ножом, выбежал наружу, то увидел перед собой только пустую улицу посёлка, на который уже опустилась ночная тьма.

Выбежав из посёлка, Гэла замедлил шаги и с ехидной улыбкой принялся поедать только что добытое. Этот Гэла и тот Гэла, который бестолку сидел в Счастливой деревне, были два совершенно разных человека. Сейчас по ночной дороге шёл Гэла-бродяга с богатым опытом за плечами. Можно сказать и так, что уныло сидевший в Счастливой деревне Гэла снова почувствовал самую приятную сторону бродяжнической жизни.

Он лёгким шагом быстро шёл по шоссе. Над головой на небесный свод одна за другой выпрыгивали звёзды, он слышал шуршание своих шагов по дороге. Если идти дальше и дальше по этой дороге, то она приведёт прямиком в небо, разукрашенное, как драгоценными камнями, этим звёздным сиянием.

Если бы не раненный разорвавшейся петардой Заяц, не этот так и не доставленный ему кусок оленины, если бы не это сегодня, вдруг сделавшее вечно придурковатую Сандан трезво и ясно мыслящей, начавшей, как и положено матери, воспитывать собственного сына, то Гэла, конечно же, так и шёл бы дальше, чтобы не возвращаться обратно в тесную, убогую Счастливую деревню, где человеческая душа лишь покрывается пылью.

Когда он вернулся в Счастливую деревню, вся деревня уже спала. Гэла посмотрел на чернеющие окна дома Эньбо и подумал: «Заяц, братишка, завтра я возьму этот замечательный кусок оленины и приду проведать тебя… А этот охотник на оленей – конечно же, мой отец…»

Вернувшись домой, он очень долго не мог заснуть. В последние дни года всё как будто предвещало какие-то грядущие важные события. Столько лет не дававший о себе знать мужчина дарит оленину, Сандан подаёт надежду, что вроде бы может очнуться от своего