class="p1">— Иди уже. — Земляна зевнула. — Я завтра утром уйду. И вещей у меня — сам видел. Хочу, понимаешь ли, напоследок ванну твою попробовать. Уж так расхваливал.

— А, это пожалуйста. Вот тут холодная, тут — горячая. Смешай, как понравится. Смотри, не ошпарься.

— Управлюсь. Всё, иди. Не по чину тебе теперь на посторонних голых девок любоваться.

— Как раз наоборот, до свадьбы — самое оно. Ещё и мальчишник устрою обязательно. Ты, кстати, приглашена, из торта будешь голой выпрыгивать. Что-то мне подсказывает, номер будет иметь успех… Ладно-ладно, ухожу!

Перенёсся я сразу в Смоленск и перевёл дух. Кажется, Земляна кастовала Удар. Или Меч? Ну, надеюсь, что все разрушения устранит до моего возвращения, иначе я ей устрою.

Я постучал в дверь особняка Головиных, и мне открыл слуга. На заднем плане маячили отец Катерины Матвеевны и её дядя. Увидев меня, дядя немедленно повернулся и заорал:

— Катюша, спускайся, он приехал!

Катюше, видимо, стоило бы немалых сил сдержать порыв радости и не спорхнуть по лестнице, а спуститься чинно-благородно, как полагается приличной девушке из хорошей семьи. И тратить силы на ерунду она не стала.

— Владимир! — донеслось сверху.

И Катерина Матвеевна, подхватив платье, рванула по ступенькам прямо ко мне в объятия.

— Катюша… — только и вздохнул папенька Катерины Матвеевны.

Дядя тоже неодобрительно покачал головой. Зато матушка, глядя на нас, расцвела.

Сама Катерина Матвеевна сияла, как утреннее солнце, и цвела, как майская роза. На ней даже платье было какого-то такого цвета… Утреннего.

— Ах, до чего же я соскучилась! — Катерина Матвеевна прильнула ко мне. — Как же отрадно думать, что мы целый вечер проведём вместе!

Я, держа её в объятиях, с удивлением понял, что и мне предстоящий вечер уже не кажется тяжёлым испытанием. Было бы, конечно, намного приятнее вместо императорского дворца переместиться сейчас к себе в башню — вместе с Катериной Матвеевной, разумеется. Уверен, что так мы провели бы вечер ещё отраднее. Но есть мнение — этот вариант родители Катерины Матвеевны не одобрят. И императрица расстроится, что я не пришёл. И в ванной сейчас Земляна плещется… В общем, такой себе расклад. Подождём другого.

— Вы ведь успеете на бал? — забеспокоилась матушка Катерины Матвеевны. — Когда Катюша сказала, что вы, Владимир Всеволодович, можете в единый миг оказаться в Санкт-Петербурге, мы, признаться, не поверили.

Глава 11

— Напрасно не поверили. Я могу в единый миг оказаться не просто в Петербурге, а прямо на ступенях императорского дворца. Так что за это не волнуйтесь.

— О…

Я пожал плечами.

— Жених вашей дочери — охотник, сударыня. Привыкайте.

Обнял Катерину Матвеевну покрепче и переместился к дому Ползунова.

Катерина Матвеевна удивленно посмотрела на небольшой особняк.

— Это — Зимний дворец?

— Пока нет. Промежуточная остановка.

Я постучал в дверь. Открыла мне Александра.

— Ах, это вы, Владимир Всеволодович! А я думала, экипаж подали. Наняла специально, чтобы ехать во дворец.

— Да зачем же ехать? Знаки Перемещения только в самом дворце не работают. В окрестностях — на здоровье. Через секунду все четверо прямо там нарисуемся.

— О, прекрасно! — обрадовалась практичная Александра. — Не придётся платить извозчику. Иван! Ну где же ты?

— Бегу, моя радость, — пробасил Ползунов и вышел в коридор.

Разодет он был по последней моде, но вышел из кабинета. Работал, видимо, до последней минуты, на ходу расправлял длинные манжеты — подвернул, чтобы не запачкать чернилами. Хорошо хоть, никакие записи с собой не прихватил.

Мы вышли на крыльцо. Я обнял девушек, Ползунов взялся за моё плечо. Переместился я к тому неприметному выходу, который когда-то показал Разумовский. Подумал, что у парадной лестницы народу будет лом, и не ошибся. Площадь перед дворцом заполонили экипажи. Переместился бы сюда — непременно оказался бы на крыше кареты, а то и на голове у кого-нибудь.

Катерина Матвеевна, впервые увидевшая Зимний дворец — нарядный, освещённый тысячей огней — восхищенно ахнула.

— Как же мы туда попадём? — пробормотала Александра. — Тут столько людей…

— Ничего. Я в юности на шестичасовой электричке ездил. Прорвёмся.

Я взял Катерину Матвеевну под руку, собираясь идти, как вдруг заметил, что дверь чёрного хода, ведущего на набережную, открылась. Из двери выскользнул какой-то человек и быстро пошёл прочь.

— Чего ты? — окликнул Ползунов.

— Да так. Ничего.

Мало ли, кто тут куда лазит и с какой целью исполняет это крадучись, через чёрный ход. Не моё дело — точно, пусть у Разумовского голова болит. Не удивлюсь, кстати, если какой-нибудь его порученец и выскочил.

Мы устремились к дворцу. Прокладывать дорогу локтями не пришлось. Нарядно одетые люди, увидев перчатку на моей руке, замирали на месте. На меня оглядывались. Вслед летели шепотки:

— Молодой граф Давыдов…

— Тот самый…

— Лично пожалован Её императорским величеством…

— А что за прелестное создание с ним?

— Невеста. Дочь Матвея Головина, из смоленских Головиных. Наследница огромного состояния.

— Говорят, что граф Давыдов спас её из самой Преисподней!

— Ах, как романтично…

Катерина Матвеевна шёпот, несомненно, тоже слышала, но виду не подавала. Горделиво вышагивала рядом со мной. В кильватере следовали Александра и Ползунов, последний то и дело раскланивался со знакомыми. Люди перед нами расступались. К дверям Зимнего дворца, услужливо распахнутым, мы подошли так, будто на площади никого, кроме нас, вообще не было.

И, не успели вступить в огромный холл у подножия парадной лестницы, как передо мной оказался Разумовский.

— Владимир! Рад тебя видеть. Честно говоря, до последнего сомневался, что ты придёшь.

— Повезло, выдался свободный вечер. Ни тварей, ни Кощеев, ни продажных министров. Редко, но бывает.

Разумовский улыбнулся. Расшаркался с Ползуновым. Наградил комплиментами обеих дам. После чего предложил проходить, угощаться вином и закусками. Бал-маскарад вот-вот начнётся.

— Дражайшая Катерина Матвеевна, вы, надеюсь, простите мне мою дерзость? Я украду у вас Владимира ненадолго.

Катерина Матвеевна любезно улыбнулась. Ползунов, мгновенно сообразивший, что к чему, увлёк за собой девушек туда, откуда доносилась музыка.

Мы с Разумовским поднялись по лестнице. Пролет украшало огромное зеркало в золоченой раме, его подпирали мраморные скульптуры и вазы из резного камня. Военному искусству Разумовского обучали не зря: наблюдательный пункт он выбрал идеально. Непринужденно беседуя со мной и по сторонам, типа, вообще не глядя, прекрасно видел в зеркале всё, что происходило в холле внизу. Лицо Разумовского хранило прежнее радушное выражение, но голос изменился мгновенно, как только Ползунов и девушки ушли.

— Владимир. Боюсь, что у меня для тебя плохие новости.

— Не удивил, — вздохнул я. — Излагай.

— Тебя собираются убить.

— Тю! Тоже мне, новость. Убить меня собираются с момента моего появления на свет. Ты же сам рассказывал.

— Вот именно!